Служу Советскому Союзу 2
Шрифт:
Зинчуков непонимающе уставился на меня:
— Зачем тебе это? Или ты хочешь своими руками...
— Не, я их даже пальцем не трону — у тебя получится лучше, — покачал я головой. — У тебя и других это лучше получится. Мне просто поговорить...
— Хочешь залезть в злодейскую душу, — с пониманием улыбнулся майор. — Да уж, это интересные объекты для исследования. Но хватит ли тебе десяти минут?
— Я думаю, что хватит, — сказал я в ответ.
— Тогда пошли, — пожал плечами Зинчуков. — За твои действия заслужил...
Я пошел за ним, перешагивая через лежащих людей. Чувствовал,
— А что с этими будет? — кивнул я на мертвых. — В братскую могилу всех?
— Не-е-е, — покачал головой Зинчуков. — Из них повытаскивают пули, а потом посадят в самолет. Он где-нибудь успешно потерпит крушение и всё — мертвые унесут тайну своей смерти в могилу. Полетят на конференцию, а в пути попадут в шторм или в Бермудский треугольник. Остальные будут молчать, а кто скажет — рискует повторить судьбу усопших.
Я покивал. Была в моём прошлом одна странная катастрофа с малазийским боингом, про которого тоже говорили, что там летели мертвые люди. Это крушение активно приписывали в вину России, но толком так доказать ничего и не смогли. Провокация провалилась.
Похоже, подобные вещи практиковались и раньше...
Тем временем мы вышли из бункера, прошли по узкому коридору и оказались возле двери с двумя автоматчиками. Зинчуков кивнул мужчинам и те посторонились, пропуская нас внутрь. Внутри, помимо вышеупомянутой троицы находилось ещё четверо человек, причем двое из них были с оружием — охраняли пятерку. У пятерых руки стянуты за спиной ремнями. Судя по кривящимся рожам, стянуты были без сожаления.
Четыре стола, восемь стульев, коричневая доска на стене — этакий миникласс для привилегированных гостей.
Да уж, теперь это не хозяева жизни, теперь это загнанные в угол старые крысы, которые даже и кинуться-то толком не могут. Им оставалось только затравленно смотреть на вошедших.
Шевельнулось ли у меня в груди что-либо при взгляде на этих людей? Если только презрение, потому как ничего другого я не мог испытывать. Ненависти до зубовного скрежета у меня не было. Было лишь отвращение к выродкам рода человеческого, которые решили, что могут править людьми, посылать на смерть и безнаказанно убивать. И всё это они решили из-за того, что им показалось, что их кровь чище, а цвет кожи лучше.
— Оставите нас? — спросил я у Зинчукова.
— А ты уверен? Вдруг кинутся? — с сомнением покачал он головой.
— Со связанными руками? — хмыкнул я в ответ. — Да я даже одной рукой могу с ними справиться. А вот то, что я собираюсь сказать, вовсе не для посторонних ушей.
— А-а-а, собираешься воспользоваться... Ладно, — кивнул Зинчуков и приказал охраннику слева. — Оставь автомат на всякий случай. Борь, но стрелять только по ногам. И то — в самом крайнем случае!
— Будет сделано, — подмигнул я в ответ.
Зинчуков поманил охранников за собой и вскоре дверь комнаты закрылась. Я остался один на один с Гитлером и его приближенными.
— Чего тебе надо? — буркнул фюрер. — Убей нас, да и дело с концом! Всё равно мы ничего не скажем! Ты ничего от нас не узнаешь, русская свинья!
— А мне ничего от вас и не нужно слышать. Это вы будете меня слушать, — устало
В их глазах невольно зажегся огонёк недоверия, но я не обратил на него никакого внимания и продолжил:
— Вернее, её объединят для того, чтобы создать жирного поросёночка, который пойдет на убой во имя американского процветания...
Весь мой рассказ занял десять минут. Я твердо и лаконично обрисовал то, что случится в моём будущем. Рассказал про захлестнувшую Германию волну беженцев из африканских, балканских и других стран. Как немцы будут весело участвовать в шествиях ЛГБТ и как истинные арийцы станут людьми второго сорта. Рассказал, что будет с добропорядочными бюргерами, когда американцы лишат их дешевого сырья от восточного соседа. Выдал всю правду, без утайки.
— Вот что случится с вашей любимой Германией, — подытожил я. — Но вы этого уже не увидите. И вы можете мне верить, а можете не верить, мне всё равно. Однако, я не сказал ни слова неправды. Такое будущее грядет и за него вы боролись. Теперь живите с этим знанием то время, которое вам отведено. Прощайте.
Глава 45
Спустя месяц я сидел на набережной города Ленинград. Редкое весеннее солнце выглянуло и осветило хмурую апрельскую воду. Уже начали плавать первые кораблики. Судоходство под разводными мостами набирало силу.
Сидеть на дипломате было не очень удобно, да и промозглый ветер норовил пробрать до костей. Однако, я стойко выдерживал все невзгоды ради одного только вида на Зимний дворец. Красота освещенного солнцем здания завораживала и глаз было не отвести от подобного чуда. Рядом примостился Зинчуков, он протянул горсть семечек. Я взял.
Каленые, с легкой примесью соли. Такие жарились только на чугунных сковородках с необыкновенно толстыми стенками. Тут же возле ног приземлились вездесущие голуби. Они с жадным вниманием уставились на наши руки, прожигая их взглядами и ожидая падения лакомства. Зинчуков угостил и их. Голуби тут же кинулись собирать черные семечки, толкаясь и косолапя.
— Ну как семки? — спросил Зинчуков, вытаскивая новую горсть.
— Огонь. Сам жарил? — спросил я, поддерживая беседу.
— Ага, нажарил целый мешок, да только бабке у перехода оставил. Пусть тоже полузгает, — хмыкнул он в ответ, а потом вздохнул, глядя на Зимний. — Красиво здесь, прямо вот даже матом ругаться не хочется.
— Красиво, — кивнул я в ответ. — Нервы успокаивает.
— А что у тебя с нервами? После Германии вроде бы и нервничать не приходилось.
— Да уж, как там освободили почти всех, да отпустили на четыре стороны. А ведь там у каждого явно не только рыльце в пушку.