Слышишь, Кричит сова !
Шрифт:
И завертелся легкий разговор, который при случае умела поддержать Ольга.
– Вы не хотели бы сыграть Золушку?
– последовал новый вопрос.
У Алексея потемнело в глазах - издевается, гад!
– Ничего она не хотела бы играть, слышите вы!
Но тот и ухом не повел, даже не покосился в его сторону.
Алексей почувствовал, что он просто не существует в глазах этого типа. Кто он был - поднабравшийся мэтр или один из всплывших в те годы барыг, ставших вскорости героями громких валютных процессов? Черт его знает. В глазах его уже сквозил явный интерес, когда он медленно оглядывал Ольгу. А она вела себя как ни в чем не бывало.
Да, она умела и любила
Уже дома, после такси, в котором Алексей долго и глупо молчал, Ольга, сбросив пальто и походив по комнате, вдруг подошла и, взяв теплыми руками его лицо, сказала: - Не сердись...
И все стало, как было...
За шкафом что-то зашуршало и спустя несколько секунд Ольга приказала: - Ну, теперь смотри!
Она стояла перед ним в новом легком платье, которого Алексей еще не видел. Легкая пушистая корона волос, вздрагивающие от неудержимого желания расхохотаться губы, огромные радостные глаза - все это было так чудесно, что у Алексея мелькнуло странное предчувствие.
Тогда он не понял, что это. Но сейчас ему было ясно то ощущение, в котором не смог дать себе отчета он - девятнадцатилетний: "Такая не про меня"... Но теперь он вдобавок знал, что это ощущение было неверным. Она была для него. Куда непонятнее было другое: для нее он был тем же, что и она для него...
А потом, держась за поручень, он стоял у вагона. И цифры на световом табло прыгали, как сумасшедшие. Времени оставалось все меньше. И она пришла. Она стояла, тоненькая и большеглазая, и молчала. А Алексей боялся и одновременно хотел, чтобы выплеснулось то, что дрожало в этих огромных темных глазах. Может, все повернулось бы вспять. Теперь Алексей знал, что ничто не могло повернуть назад. И теперь он понимал: она уже тогда знала, что это навсегда.
Спустя годы это вернулось стихотворением - первым и единственным:
Выходят тихие олени на осторожный водопой,
Всю ночь на раненых коленях я вновь стою перед тобой.
Я снюсь себе - высокий, сильный,
Удачам не ведущий счет...
Но вновь царевна сходит в Ильмень,
и наступает мой черед
уйти из сна в суровый полдень,
где солнца нет - оно вовне,
сверкает, как огромный орден
на неба вогнутой спине...
Она осталась на перроне, тоненькая и двадцатилетняя...
Высокий, с рыжими от старости кирпичами дом. Номер 47. Здесь теперь живет она. Алексей прошел гулким двором, по которому мальчишки гоняли на самокатах, а бабки катали детские коляски, отыскал у подъезда список квартир и по старомодно крутой лестнице поднялся на предпоследний этаж.
Собравшись с духом, он позвонил. Через полминуты отворилась дверь и, придерживая цепочку, выглянула молодая женщина: - Чего вам?
– Скажите, Ольга дома?
– Какая еще Ольга?
– и дверь захлопнулась.
Алексей снова позвонил. На этот раз дверь отворилась сразу.
– Да я же вам,- и хозяйка попыталась прикрыть дверь, но Алексей подставил ногу: 36 - Послушайте, будьте человеком. Я проездом. Адрес мне этот дали. Как же так?
Женщина, подумав, спросила: - Ольга? Не знаю. А какая квартира?
Он назвал.
Женщина радостно и как-то победоносно взглянула на него: - Так это же этажом выше!
Он машинально нажал на кнопку звонка. Где-то недалеко за обитой дерматином дверью задребезжало. Он нажимал и нажимал звонок, слыша, как тот оживает за дверью, пока наконец не понял - дома никого нет.
Алексей присел на ступеньки. Все. Поглядел на часы - минут тридцать в запасе, а там надо на такси и в аэропорт.
Все.
Машина вылетела на Дворцовый мост, справа промелькнули колонны с гордо
Уже в самолете, когда в иллюминаторе золотым пятнышком сверкнул купол Исаакия и, подернутые дымкой, ушли в сторону белые линии проспектов и зеленые многоугольники парков, когда уже остался позади этот чистый и строгий город, город юности, первых радостей и первых тревог, Алексей вдруг с непостижимой ясностью понял: он все-таки встретился с Ольгой...
...Море начало волноваться, сорвался резкий порывистый ветерок, закудрявил белыми барашками гребешки, окаймил пенной полоской подножие Дивы. Он еще немного полежал на гальке у самой кромки, но неожиданно накатившая волна ошпарила холодом. Делать нечего, пора собираться. Высоко на горе в просветах зелени белели сахарные башенки и зданьица Симеиза. К причалу, усеянному разноцветными купальниками, медленно, как-то бочком, подбирался кораблик - рейсовый катерок. "Курпаты",- узнал Алексей. Когда он впервые увидел в ялтинском порту этот катерок, решил было, что в названии ошибка. Но ошибки не было - на карте Южнобережья, купленной в портовом киоске, значилось небольшое селеньице с таким названием.
"Надо бы поторопиться, можно успеть на катер",- подумал он, но торопиться не хотелось. Да и куда? Вот уже неделю толкается он по этим пляжам. И еще ровно неделю развлекаться тем же манером: с утра к морю солиться и париться, а вечером - толкаться в бездельнгй толпе, плотными косяками марширующей по набережной от морвокзала к "Ореанде" и обратно... Картина, что и говорить, мало похожая на ту, что услужливо подсказало воображение, когда пришло гениальное решение задачи: как и на что употребить свой первый аспирантский отпуск, а также отпускные, значительно отличавшиеся от недавней повышенной стипендии. Сначала все шло хорошо (подозрительно хорошо,- подумал он). Билет на самолет был приобретен по методу "честные глаза Майорова", суть которого: в тысячной толпе взять билет без очереди, не схлопотав при этом по шее. Из Симферополя в Ялту доехал на ошалевшем от челночных рейсов частнике. В Ялте у автовокзала в толпе теток разной степени нахальства, но полных одинаковой решимости оказать залетным дикарям гостеприимство по принципу "один плюс один будет два": одна койка на одну ночь - два рубля. Саша, не торгуясь, снял персональные апартаменты - бывшую веранду, переоборудованную в "комнату". Арифметика, правда, неумолимо саданула по бюджету: на веранде впритык стояли три койки, стандартной стоимостью два рубля, а дважды три будет... Впрочем, подсчитывать Алексей не стал, за него это любезно сделала хозяюшка, со скоростью ЭВМ третьего поколения перемножившая койки на рубли, а потом и на две недели...
Слева от ступенек на веранду подрагивали мелкими листочками толстые темно-зеленые камышины.
– Бамбук?
– догадался Алексей.
– Бамбук,- равнодушно подтвердила хозяйка.
"Бамбук - не койка, его не сдашь. Внрочем, можно птичкам",- про себя ухмыльнулся Алексей, но тут же отмахнулся от собственного ехидства - вокруг было зелено и светло, в двух шагах, вон за теми домами, сбегающими по крутизне, шуршит ленивой волной Понт Евксинский и, может быть, среди грудастых яхтенных спинакеров алой тенью плывет... Тут он скомандовал себе: "Стоп!" и неожиданно продекламировал: "мечты, мечты, где ваша сладость?", и смутился, встретив понимающий взгляд хозяйки.