Слышишь, Кричит сова !
Шрифт:
Жуков, перешагивая через ящики с гвоздями и банками, подошел. Примостившись у прилавка за бочкой, сидела, уткнувшись в толстую книгу, молоденькая девчонка, закутанная в телогрейку не по росту. Иван чуть не ахнул-за прилавком хозмага сидела кассирша кинотеатра Феня Панкрашкина. Та самая Феня, с которой он как-то станцевал добрый десяток фокстротов на трошинской танцплощадке, в результате чего был традиционно отозван "поговорить" в сторонку. Там, в сторонке, парни с Залиманской магалы говорили с ним минут десять и в основном это был монолог Генки Филатова с кожзавода. Иван, правда,
И хоть случилось это совсем недавно - примерно за месяц до окончания постройки чертовой машины, Феня, эта Феня, его, конечно, не узнает, с некоторой даже горечью подумал Иван, хотя ясно сознавал, что виной тому не короткая женская память.
– Раскладушки есть?-стряхнул некстати всплывшее воспоминание Иван.
– Угу,- не отрываясь от книги, буркнула Феня.
– Читать на работе вроде не положено,- попытался привлечь ее внимание Иван.
– - А вот и положено!
– не обижаясь на замечание, пояснила Феня, оторвавшись, наконец, от чтения.- Книга - источник знаний!
– Очень толстый источник!
– усмехнулся Иван.
– Прочитаешь и - прямо в академики.
Феня, заложив страницу, отодвинула книжку. Иван краем глаза приметил название - "Цепы на электричество при дворе короля Артура".
– Так что вы спрашивали?
– Фенин голосок дрогнул, и Жуков увидел, что смотрит она на него с каким-то удивлением и даже страхом. "Неужто узнала?" - подумал Иван, но тут же отмахнулся от этой мысли и сказал: - Да мне раскладушки. Штуки четыре.
– Я сейчас,--кивнула Феня и отступила за бочку.
Облокотившись на прилавок, Иван ждал, оглядывая магазинные полки. И снова сквозь запах хомутов, керосина, масляной краски пробился другой, полузнакомый, но очень вкусный запах. Иван принюхался - пахло от бочки, стоявшей на прилавке. Он потянулся, сдвинул тяжелую крышку. Почти до самых краев бочка была наполнена чем-то густым и черным. "Деготь, что ли?" мелькнула мысль. Но запах! Не нужно было быть особенным гурманом, чтобы понять - в бочке, грузно придавившей стойку, был джем,- да еще какой! сливовый - любимый джем Ивана. К чудесам такого рода Иван вроде бы должен был привыкнуть уже - в газетном киоске тоже ведь черт-те что только не продавалось, но даже там не было такого. А тут среди хомутов, цинковых тазов, сваленных кучей лопат и граблей стояла бочка с джемом.
Хлопнула невидная отсюда дверь, что-то звякнуло, зацепившись, и следом за этими звуками появилась Феня, нагруженная алюминиевыми раскладушками.
– Больше нету,- сообщила Феня, сваливая раскладушки на прилавок.- Все.
– Больше не надо,- успокоил ее Иван и, помедлив, кивнул на бочку: - А это что - не берут?
– Как когда,- неохотно сказала Феня.- Перед техосмотром очередища -не продохнешь. А так - вот, стоит.
– Чего так?
– чувствуя, что он ничего не понял из Фениного разговора, наугад спросил Иван.
– А так-целый год скрипят-скрипят, а перед техосмотром спохватываются.
– Да кто спохватывается?
–
– Извозчики, кто же еще?
– удивилась Феня.- Телеги часто мазать скупятся. А на техосмотре с них за это спрашивают. Вот и спохватываются, когда время подходит.
– Джемом колеса мажут?-не поверил своим ушам Иван.
– Ну,- подтвердила Феня.- Чем же еще?
Иван почувствовал, что с него хватит. Но просто так уйти не мог почему-то и. высыпав на прилавок пригоршню монет, спросил: - А вы давно здесь работаете?
– Не. Лоток у меня. А сейчас Ваньку подменить заставили.- Феня обиженно поджала губы.- Ему, видишь, учиться нужно. А мне не нужно?
Тут Феня вдруг смолкла и уставилась на Ивана с тем же выражением, которое мелькнуло у нее на лице, когда он только вошел.
Иван этому значения не придал, подумав неожиданно, что, если ничего у него не выйдет, то, пожалуй, устроиться здесь можно, и даже неплохо. Вон даже джем сливовый - бери - не хочу, колеса мажут. Тут его и осенило прощай, резиновые консервы! И он спросил: - А ведра с крышками есть?
– Есть...- робко ответила Феня.
– Ну-ка давай. Нормально,- осмотрев поданное Феней эмалированное ведро, сказал Иван.- Навали-ка мне сюда вот этого,- ткнул пальцем в шершавый бок бочки.
– Да зачем вам столько?
– удивилась Феня.
– Колесики мазать!
– весело ответил Иван, похлопав себя по животу.
– Так вы извозчик,- обиделась Феня,- а все расспрашиваете, расспрашиваете...
– Извозчик, а то кто ж,- подтвердил Иван и заметил, как с Фениного лица сошло непонятное выражение растерянности и страха. А Феня и вовсе развеселилась: - А я-то подумала... Надо ж такое,- вдруг прыснула она.Думала, переоделся и проверять пришел!
– Кто переоделся?
– не понял Жуков.- О чем это вы?
– Да уж очень вы на Ваньку похожи,- пояснила Феня.- Ну, которого я подменяю. На Жукова.
Сказать, что Иван замер, как громом пораженный,- значит употребить набивший оскомину штамп. Но, что поделать, когда чувство, которое мгновенно испытал Иван, услышав Фенино объяснение, в лучшем случае сравнимо с ощущением, что тебе на голову свалился, скажем, платяной шкаф или что-нибудь еще более увесистое.
В первые дни Иван подсознательно побаивался возможности встречи с самим собой. Но малу-помалу уверился, что в этом мире его аналога или, попросту говоря, двойника нет. И вот Фенины слова развеяли это успокоительное заблуждение в пух и прах. Оставалось только удивляться, как они до сих пор не столкнулись нос к носу- два Ивана Жукова. В памяти всплыл хозяйкин вопрос, когда он явился к ней в первый вечер: мол, уже выучился?
Иван стряхнул охватившую его растерянность и спросил: - А где он учится? Чего его не видать?
– Так в интернате же. Их там по два месяца держат.
Говорят,- Феня понизила голос,- днем живые люди их учат, а ночью кладут под голову говорящую подушку. И она бубнит, бубнит, и все само собой в голове откладывается.
– И давно он там?
– Иван ждал с тревогой.
– А через три дня выйдет,- беспечно ответила Феня и добавила с легкой завистью: - Лентописцем будет...
– Кем?
– не понял Иван.