Смартфейс
Шрифт:
Хотя этого и нельзя утверждать наверняка, Фрейя знает: не встреть она Руби спустя два года после переезда в Лондон, что-нибудь могло произойти. Чувство несправедливости от того, что ее вырвали из спокойной деревенской жизни и оставили без друзей, начинало расти как снежный ком, заполняя сердце злобой и желчью. Руби спасла ее во всех смыслах, и Фрейя думала, что никогда не сможет отплатить подруге тем же. По крайней мере, до Пасхи, когда заметила, что Руби никто не забирает из Центра по охране природы. Никто никогда и не забирал. Почему к Фрейе так долго приходило осознание, что все это время подруга просто ждала, пока остальные участники разойдутся, а затем возвращалась домой в одиночестве?
Руби не
3
Синдром Корсакова наиболее часто связан с поражением мозга у больных алкоголизмом.
– Или ты могла бы переночевать у меня, Руби, – предложила Фрейя.
Пока что никто из опеки не сказал Руби, что придется съехать от матери, но это лишь вопрос времени. Была только одна родственница, способная приютить девушку, – бабушка, которая жила в Манчестере и сама нуждалась в сиделке. Запасным планом Руби на случай, если ее заставят туда переехать или же захотят отправить в приемную семью, было каким-то образом попасть в Америку и разыскать отца.
– Я могла бы раздобыть денег, – заявила девушка, но не объяснила как.
В ту ночь Руби сдалась и пошла домой вместе с Фрейей. Девушка ночевала у подруги несколько раз в неделю, пока не были приняты соответствующие меры. В то время, когда мать готовилась отправиться в специализированное учреждение, Руби сильно волновалась. Несмотря на то что поведение девушки не изменилось, глаза по-прежнему были красными, она выщипывала из головы волосы, а затем завязывала на них узелки, когда думала, что никто не видит. Фрейя знала, что мысли подруги становятся все более мрачными, план побега зрел у нее в голове, и это было страшно. Тревожило и то, как Руби стала сидеть на подоконнике: нога свисает наружу, а глаза в свете фонарей горят желтым, и кажется, что она готовится спрыгнуть.
Фрейя почувствовала огромное облегчение, когда однажды вернулась домой и увидела, что мама заделывает купленной пашминой щели в окне крошечной комнатушки – какой-то жадный до денег домовладелец Викторианской эпохи разделил вторую спальню на два помещения – и убирает весь хлам в ящики для хранения, чтобы Руби могла устроиться у них более основательно. Эстер купила напольную вешалку для одежды, постельное белье, не изъеденное молью, и абажур с бумажными звездочками. С практическим подходом человека, проработавшего в области здравоохранения всю жизнь, она разместила Руби без излишней суеты, справившись о самочувствии матери, но без смущения и не заострив на этом вопросе внимания, только предложив помощь на случай, если Руби захочет проведать больную.
– Не хочу, – все время отвечала Руби. – Но спасибо.
Всякий раз, когда к ним домой наведывались социальные работники, Эстер умудрялась отвадить их своей простотой. Фрейя вспоминает один конкретный случай: женщина возникла на пороге и представилась кем-то, кого
– Она же может остаться здесь ненадолго, правда? – легкий голос обезоруживал.
– Ну, да, но здесь есть целый ряд пунктов… ей самой предстоит принять решение… в свое время.
Женщина рассматривала квартиру, подергивая шарф, намотанный вокруг шеи. Эстер выждала паузу.
– Но это ведь не срочно.
– Нет, конечно, нет.
Фрейя была благодарна за то, что мать умела поражать людей своим молчанием и постепенно отвадила от дома женщину из опеки.
– Она всего лишь делает свою работу, – серьезным тоном объяснила Эстер дочери, когда дверь закрылась.
Уже через пару недель тронулся лед, появились признаки того, что мать хотела оставить у себя Руби на более долгий срок. Фрейю поражала быстрая череда событий. В коридоре все чаще стали раздаваться телефонные звонки, а во время разговоров в замочную скважину проскакивали такие слова, как «опекунство», «легитимность», «семейный бюджет». Эстер отвела Руби в сторонку и в ходе серьезного разговора спросила, не хочет ли та стать ее приемной дочерью. Женщина была честна во всем, включая тот факт, что на нее будут получать пособие, и кроме крошечной комнатушки им больше некуда ее поселить. Теперь все было в руках Руби.
Они пошли в шикарную кофейню, чтобы отпраздновать. Горячий шоколад для девочек и большой капучино для Эстер. Фрейя еще не научилась разделять мамину страсть к качественному кофе, но ей нравился сам запах и множество угощений на прилавке.
– Она не ест пирожные, – объяснила Фрейя Руби, – но ей нравятся эти маленькие карамельные печеньки, которые можно взять бесплатно.
Фрейя взяла свое печенье и придвинула его к блюдцу матери. Руби сделала то же самое, одновременно начав шепотом рассказывать о некоторых деталях «серьезного разговора». Это и восхищало Фрейю в приемной сестре: пережив все это, она никогда себя не обманывала. После того как Руби разрешила взять над собой опеку, она получила радостный прием и любовь без какой-либо тревоги, оставалась лишь толика осознания того, что она недавно обрела новую семью. И Фрейя, и мать были приятно удивлены тому, что процесс удочерения оказался не таким ухабистым, как ожидалось.
Она уже давно перестала с тревогой наблюдать за тем, как Эстер каждый вечер готовит три ужина, слизывая с ложки тахини [4] и разыскивая столовые приборы. Казалось, женщина была создана для того, чтобы предложить приют бездомному ребенку. Эстер всегда нравилось воспитывать, однажды осенью она даже приняла маленького мальчика, тогда Фрейе исполнилось четыре года. Мать, как и прежде, сильно тянуло в «общество», а переезд в этот многоквартирный дом в Пэкхаме, наполненный людьми, но навевающий одиночество, заставил часть ее натуры почувствовать удовлетворение. Теперь жизнь в семье закипела с новой силой, Эстер вернулась в общество и могла претендовать на немного более радикальный образ. Сначала Фрейя боялась, что что-то пойдет не так, но Руби была более подкованной в умении разговаривать со взрослыми, чем можно было вообразить, и иногда разговаривала с Эстер так, будто они старые подруги. Даже готовили они вместе, их руки пахли чесноком и имбирем.
4
Распространенная на Среднем Востоке густая жирная паста из молотого кунжутного семени.