Смех Циклопа
Шрифт:
– М-м… А могу ли я выбрать, где мне остаться? – робко спрашивает она.
– Конечно. Но, приняв окончательное решение, ты уже не сможешь его изменить.
– Тогда я выбираю ад. Мне очень жаль, святой Петр, но рай похож на дом престарелых. Мне веселей внизу, там настоящий ночной клуб.
– Очень хорошо, – говорит святой Петр и снова открывает дверь в облаке.
Как только женщина спускается по лестнице, на нее набрасываются черти. Они бьют ее, кусают и приковывают к скале. Отовсюду доносятся крики. Кругом зловонные испарения. К ней подходит большой черт с вилами
– Ой-ой-ой! В прошлый раз тут все было по-другому. Что случилось?
Черт усмехается:
– Не стоит путать туризм и эмиграцию.
Отрывок из скетча Дария Возняка «После меня хоть потоп»
94
Восемнадцать… Девятнадцать…
И тут включается пожарная сигнализация. Зал и сцену заливает водой.
Ледяной душ мгновенно отбивает у Лукреции всякое желание смеяться.
С потолка хлещет вода. Начинается паника. В нескольких местах одновременно появляются языки пламени.
Зрители бегут, давятся в дверях у запасных выходов. Тадеуш Возняк вспрыгивает на ринг и развязывает только Мари-Анж. Лукреция пытается освободиться, но ремни крепко держат ее. Зрители покидают зал, пожар разгорается.
Огонь, несмотря на струи воды, постепенно охватывает зал. Лукреция пытается перегрызть ремни зубами, как зверь, попавший в капкан. Глаза слезятся, трудно дышать.
– Апчхи! Апчхи!
В дыму к ней кто-то приближается и начинает развязывать.
– Апчхи! Апчхи! Исидор, что-то вы не торопились!
– Не грубите, иначе я пожалею, что вмешался.
– Апчхи! Мне не нужна была ваша помощь! Все шло отлично. Я бы ее победила. Апчхи! Апчхи!
Исидор бьется над слишком тугим ремнем на ее лодыжке.
– Тем не менее вы дошли до девятнадцати баллов из двадцати возможных, – резко бросает он, пытаясь перепилить кожаные путы ключом.
Лукреция кашляет и задыхается.
– Я полностью контролировала ситуацию, у меня был четкий план. Вы мне помешали отомстить!
Огонь наступает. С потолка падают горящие доски.
– Можно было придумать что-нибудь другое, а не пожар в театре.
– Критиковать легко, сделать трудно. Вы хотели мести, я поджег логово тех, кто уничтожил вашу квартиру.
Лукреция не отвечает.
Исидору никак не удается расстегнуть последний ремень. Он помогает себе зубами и ногтями. Кроме них, в театре уже никого нет. Сирена смолкла, вода больше не льется, огонь с треском пожирает театр. Едкая серая мгла окутывает зал. Со свистом рассекая воздух, с потолка падает горящая деревянная балка и задевает Исидора.
Лукреция, чьи легкие наполнились дымом, теряет сознание.
Исидор, собрав все силы, отрывает от кресла подлокотник, к которому крепятся ремни.
Он берет Лукрецию на руки и выносит из театра. На улице он кладет ее на землю и жадно дышит свежим воздухом.
Лукреция не шевелится. После некоторого колебания, Исидор делает ей искусственное дыхание. Он вынужден повторить процедуру несколько раз.
Наконец Лукреция приходит в себя.
– Апчхи! Апчхи! Апчхи! Чего только не сделаешь, чтобы заслужить ваш поцелуй, Исидор.
И в изнеможении закрывает глаза.
95
1528 год нашей эры
Франция, Монпелье
Группа студентов-медиков раскапывала могилы на кладбище.
Только так они могли проникнуть в тайны человеческой анатомии. Они знали, что рискуют жизнью, предаваясь этому кощунственному занятию, но страсть к научным открытиям заставляла их резать трупы.
Студентами руководил высокий статный человек, бродивший по кладбищу с лопатой и киркой. Это был Франсуа Рабле. Бывший бенедектинец, отец двоих детей, он был, несомненно, самым обаятельным из всех студентов-медиков. Он не только владел десятком языков, в том числе древнееврейским, греческим и латынью, но еще и сочинял стихи, которые пользовались неизменным успехом у девушек.
Когда студенты из Монпелье не откапывали мертвых и не лечили живых, они собирались в укромных местах, чтобы пить, танцевать и веселиться до утра. Они любили веселые песенки и смешные анекдоты. Вдали от чужих глаз и ушей они смеялись над священниками-реакционерами, над преподавателями теологии из парижской Сорбонны, над буржуа и самодовольными аристократами, которых они именовали «горемыками».
Но вольнодумное поведение Франсуа Рабле стало вызывать недовольство. Почти все студенты стали прекрасными врачами, но завистники распустили слухи об их тайных сборищах. Им пришлось бежать из города.
Весной 1532 года Франсуа Рабле назначили врачом в госпиталь «Отель-Дье» в Лионе, где он обучал студентов науке Гиппократа и Гелена. В то время он познакомился с поэтом Жоашеном дю Белле, который стал его покровителем. Дю Белле в июле того же года пригласил Рабле совершить путешествие в Бретань. Там он ввел его в тайное общество. Жоашен дю Белле познакомил Рабле с неизвестными текстами великого голландского философа Эразма.
Это стало для Рабле открытием. Он навсегда оставил занятия поэзией и сосредоточился на прозе. В том же году под псевдонимом Алькофрибас Назье (анаграмма имени Франсуа Рабле) он опубликовал сатирическое произведение «Пантагрюэль, король жаждущих, в его подлинном виде, с его ужасающими деяниями и подвигами».
Франсуа Рабле написал плутовской роман, полный издевок над аристократами и святошами, пародию на великие рыцарские романы. Рабле восхищался народной мудростью, побеждающей самодовольство знати. Веселый главный герой, великан Пантагрюэль, любил праздники, вино и женщин. Франсуа Рабле, не называя имени Эразма Роттердамского, воздавал ему в своем произведении особые почести, представлял себя его духовным сыном и продолжателем философских традиций.
Несмотря на немедленную и огромную популярность, эрудиты упрекали автора в вульгарности и грубости языка. Под давлением эпископов его книгу объявили «сочинением еретическим и порнографическим» и внесли в «Index Librorum Prohibitorum» (в список официально запрещенных книг).