Смех и грех Ивана-царевича
Шрифт:
— Ваня, вы спите с открытыми глазами, — захихикала Светлана Андреевна. — Чем по ночам занимаетесь?
Я вздрогнул:
— Сейчас в столовую придет Ксения, сварите ей кофе.
— Вот не лежится ей под уютной перинкой, — вздохнула домработница. — Я бы на ее месте неделю с кровати не вставала.
— Если понадоблюсь, ищите меня в комнате Надежды Васильевны, — предупредил я. — Надо сложить вещи покойной.
— Может, лучше мне шмотками заняться? — предложила свои услуги прислуга.
— Нет, ваша задача вовремя подать завтрак, — отказался я от помощи.
В спальне Надежды было немного мебели.
— Николетта, две недели назад я попросила воспользоваться вашим холодильником, у мужа приближался день рождения, ждали толпу гостей, все куры ко мне в морозилку не вместились…
— Ну и что? — удивилась Николетта.
Для тех, кто не жил при коммунистах, поясню. В СССР было плохо с продуктами, и если хозяйки планировали большой сбор друзей, то им приходилось озаботиться добычей цыплят, мяса, зеленого горошка, копченой колбасы, майонеза (ну почему я о нем сегодня постоянно вспоминаю?) и прочих гастрономических изысков заранее, этак за месяц, а то и за два до торжества. Ну и где хранить припасы? Зимой их вывешивали за окно. Хорошо помню, возвращаюсь домой из школы, а из всех форточек родного дома свисают авоськи, из которых торчат свиные голяшки на холодец. У маленького Вани от этого зрелища резко повышалось настроение. Ура! Скоро Новый год! А вот в теплое время многие ходили с пакетом к соседям и просили: «Пустите ненадолго в морозильник. У нас праздник намечается, разжилась свининой, а положить некуда…»
— Что случилось с твоими курами? — занервничала Николетта. — Только не говори, что наша дура-прислуга их сварила!
— Нет, я забрала бройлеров в целости и сохранности, — успокоила маменьку переводчица. — Стала их размораживать и у одной в брюшке нашла пакет с деньгами.
Николетта издала возглас удивления, а домработница, верой и правдой служащая у маменьки до сих пор, закричала:
— Ой! Я прячу свои накопления в перловке, а эти не влезли, вот и пихнула их в куру, забыла, что она ваша!
Николетта, забыв выгнать из кухни сына-первоклассника, произнесла тогда, помнится, несколько непарламентских выражений, сильно расширивших словарный мой запас.
Но Надежда Васильевна прятала свой дневник под матрасом. Я схватил толстую книжку в темно-коричневой обложке, раскрыл ее и с разочарованием понял, что у меня в руках фотоальбом. Начал машинально переворачивать страницы, и мне стало ясно: домработница хранила снимки, которые не представляли интереса для посторонних людей. Вот маленькая Майя, которую держит на руках Лида. На следующей странице — две девочки и пара мальчиков, которых можно легко принять за братьев и сестер. Катя крайняя слева. Или это Ксения? Парнишки тоже удивляют сходством: один рост, телосложение, цвет волос, оба стоят без улыбок, угрюмо смотрят в объектив. Дальше замелькали школьные фотографии, на некоторых красивым почерком человека, который в первом классе занимался чистописанием, сделаны пояснения. Я перевернул один снимок: «Катя после выхода из больницы. Удаляли фурункул». Я снова посмотрел на карточку, которая запечатлела худенькую девчонку-подростка в простой трикотажной кофточке, джинсах и кроссовках. Личико у нее несчастное, волосы стянуты в хвост, в руках большой рожок с шапкой мороженого. На последней странице
В моем кармане заработал мобильный, я вынул трубку, слегка удивился, увидев определившийся номер, и сказал:
— Доброе утро, Мария Борисовна.
— Сейчас я проверила почтовый ящик в подъезде и нашла письмо от Нади, — скороговоркой произнесла Вахрушина. — Вам с ним обязательно надо ознакомиться. Я поеду по делам, буду на Хорошиловской улице, это в пяти минутах езды от усадьбы. Встретимся там через час у торгового центра. Знаете его?
Я вспомнил дурацкую историю с галстуком-бабочкой, приобретенным в магазине, о котором шла речь, и ответил:
— Да, буду у центрального входа в указанное время.
Мария Борисовна отсоединилась, и трубка снова зазвенела. На сей раз меня разыскивала Нора, она зачастила:
— Федор Хмудов и вся его семья погибли в пожаре. Максим сегодня с утра начал выяснять, как можно побыстрее добраться до Ясного, дозвонился в местную авиакомпанию, чьи вертолеты туда летают, и узнал: один из летчиков, Степан Перминов, прибыв в очередной раз к отшельникам, обнаружил на месте дома головешки. Было проведено расследование, происшествие сочли несчастным случаем, все Хмудовы погибли. Очевидно, вместе с Федором, его женой и сыновьями сгорела и Ксения.
— Ужасная смерть, — поежился я. — А полиция уверена, что там не имел место поджог?
Элеонора сбавила обороты:
— Понимаю ход твоих мыслей, Елизавете Матвеевне выгодна смерть девушки. Но пока ни малейших подробностей не знаю. Официально причиной возгорания названо неосторожное обращение с огнем — у Хмудовых в доме была самая обычная дровяная печь.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась Ксения, входя в комнату.
Я быстро засунул сотовый в карман пиджака:
— Пришел собрать вещи домработницы, их надо передать ее родственникам.
Девушка, одетая на сей раз не в теплый халат, а в пижаму, состоявшую из широких шаровар и коротенькой кофточки, едва достигавшей талии, скорчила гримасу:
— Экий ты старательный и правильный, прямо противно смотреть. Ой, куколка!
Ксения захлопала в ладоши и схватила с тумбочки Барби в розовом пальто:
— Прелесть. Откуда она тут?
Я развел руками:
— Не знаю. Наверное, кто-то подарил игрушку Надежде Васильевне. Или она принадлежала ее любимой внучке Кате. Бабушка хранила безделицу как память о ней.
— Раз она умерла, вещи ей не нужны, — деловито ответила Ксения, — возьму себе.
— Думаю, это неправильный поступок, — попытался я остановить девушку. — Все находящееся в этой комнате после кончины домработницы принадлежит ее наследникам, то есть дочерям и внукам.
Ксения нахмурилась.
— Тут полно мебели, люстра, занавески. Тоже им отдать?
Я откашлялся.
— Я имел в виду личные…
— А мне плевать, что ты думал! — взвизгнула девица. — Хочу и унесу!
Она резко повернулась, споткнулась ногой о ковер и упала на четвереньки. Коротенькая пижамная курточка задралась почти до шеи, стало видно спину с идеально ровной, гладкой кожей.