Смех и грех Ивана-царевича
Шрифт:
— Добро бы так, — вздохнул я. — Ан нет, сначала стоит мягкий знак, а за ним ОРИГ.
— Брехня, — не глядя вверх, отмахнулся Валентин. — Я ложил аккуратно, по буковке. Вам, барским холуям, лишь бы рабочего человека грязью облить… Вот уж правду говорят: хуже хозяйской собачонки никого нет. Ты трудишься, спину гнешь, а шавка вокруг носится и тявкает. Сам ничего делать не умеешь, мне, рукастому, завидуешь и нарочно над бордюром думать мешаешь. Вот от какого, блин, зверя эти ноги? Они лошадевые или собачьи, а?
Валентин начал вертеть в разные стороны взятую из упаковки плитку, а я неожиданно ощутил обиду, усталость, раздражение и острое желание отпустить люмпену пару
Понимаю, вы удивлены, как ловко я управляюсь с инструментом. Да, раньше мне, чтобы вбить гвоздь, приходилось вызывать мастера. Но, знаете ли, поездки по всей стране с передвижным цирком здорово изменили и закалили господина Подушкина. Теперь я умею варить суп в раковине ванной комнаты захудалого отеля, могу спать в любом положении где угодно, мыться ледяной водой, знаю, как выбить из хитрого администратора, обманывающего артистов, гонорар за выступление, легко договариваюсь с любым заказчиком. А тараканы? Да я почетный истребитель прусаков, коих тучи в общежитиях, где часто приходилось ночевать циркачам! Еще я ловко штопаю старое трико акробатов, разбиваю пуанты, умею завивать волосы Жозефины щипцами, фильтровать воду через тряпку и гладить брюки при помощи кирпичей. Отковырять пару кафелин и заново уложить их мне, человеку, легко чинившему повозку, которую вытаскивал на арену медведь, — как чихнуть. А еще я отлично знаю, что дешевые пельмени с майонезом прекрасный ужин (в особенности, если позавтракать и пообедать не удалось).
Внезапно пришедшее на ум воспоминание про майонез почему-то заставило меня насторожиться. Я не люблю сей соус, он излишне жирный, калорийный, но голодный человек не раздумывает о здоровом питании, а ест что дают. Снова осев в Москве, я не прикасаюсь к майонезу, но почему мысль о нем так меня встревожила?
Продолжая недоумевать, я слез со стремянки и услышал недовольный голос Ксении:
— Какого черта? Сколько можно колотить в стену? Ночь на дворе. Иван, прикажи кретину не шуметь.
— Ни фига себе ночь! — заржал Валентин. — Скоро девять утра натикает, уже завтракать пора.
Я посмотрел на стоящую в дверях Ксению, одетую в теплый халат. Она стянула с волос резинку-махрушку, светлые локоны рассыпались по плечам. Ксюша тряхнула головой, волосы почти закрыли ее лицо. Я с интересом наблюдал за ней. После беседы с Марией Борисовной мне стало ясно, почему Ксения (дабы избежать путаницы, пока я буду именовать так Катю) до предела вульгарно красится. Мошенница все-таки побаивается, что старики или Родион-Иосиф сообразят: перед ними не оригинал, а, так сказать, копия, и в целях безопасности переусердствовала с макияжем. Резон в ее поведении есть. Иные дамы, желая стать красивее Елены Прекрасной, так размалевывают свои лица, что их родная мать не узнает. И понятно, отчего Ксения столь усердно хамит окружающим. Но она, старательно исполняя роль грубиянки, подчас перегибает палку, что не очень нравится хозяйке усадьбы. Я, случайно обнаружив в библиотеке дыру, заглянул в спальню Елизаветы Матвеевны и стал свидетелем того, как та журила «дочку», просила ее притушить боевой раскрас и скорректировать свое поведение.
— Ваще-то это не я колотил, а он, — наябедничал Валентин.
Девушка исподлобья взглянула на меня, и я объяснил, что происходит.
— Мастеру велели выложить над зеркалом имя «Игорь», но он перепутал плитки, у него получилось «ЬОРИГ».
Ксения отступила на пару шагов и задрала голову:
— Прикольно. Но сейчас там…
— Все
Ксения поманила меня пальцем:
— А ну прочти, что красуется над рамой.
— Игорь, — повторил я.
— Не-а, — ехидно засмеялась девушка, — «ГРИЬО». Неужели не видишь?
Я поднял глаза и замер. Нет, это невозможно! «ГРИЬО»? Как же так? Я очень аккуратно приклеивал плитки. Что за чертовщина?
Валентин от хохота сложился пополам:
— Грамотей! А еще над рабочим человеком глумился. Вали отсюда, буду твое художество переделывать. «ГРИЬО». Охренеть! Ну ты даешь, парень.
Я продолжал стоять молча. Ксения дернула меня за рукав.
— Иван! Очнись! Свари мне кофе.
Я наконец справился с обуревавшими меня чувствами:
— Если пройдете в столовую, я немедленно подам туда напиток.
— Во, блин, житуха, — прохрипел Валентин. — Мне тоже какавы охота.
Ксения развернулась и убежала.
— Не противно перед девчонкой прогибаться? — осведомился мастер.
Я направился к двери:
— Около полудня зайду и проверю, как у вас движется дело. Не перепутайте собак с жеребцами.
— Эй, я тоже жрать хочу, — сказал мне в спину рабочий.
— Светлана Андреевна позовет вас обедать в половине первого, — не поддался я на провокацию.
Глава 33
Домработницы на кухне не оказалось. Я хотел пойти постучать в ее спальню, но тут служебная дверь распахнулась, и вошла прислуга.
— На улице морозец, — обрадованно сообщила Светлана Андреевна, — и снег пошел. С другой стороны, чему удивляться. На дворе-то ноябрь. Надеюсь, в Новый год тоже метель будет, нехорошо, когда Дед Мороз в дождь приходит. Люблю, когда тридцать первого декабря с неба падают огромные хлопья. Вокруг тихо, снег валит, деревья белые, под ногами поскрипывает, воздух свежий, пахнет антоновскими яблоками, мороз за щеки кусает. Вот это красота! А если вода с неба льет, под ногами слякоть, оттепель, нет ощущения праздника. Согласны со мной, Иван Павлович?
Я посмотрел на легкие туфельки женщины, окинул взглядом ее тонкое платье с передником и укоризненно сказал:
— Насчет погоды вы совершенно правы, а вот в отношении одежды нет. Нельзя выходить в ноябре на улицу в летней обуви и без пальто. Подхватите воспаление легких, угодите в больницу.
— Да я только до помойки с пакетом добежала, — легкомысленно отмахнулась Светлана Андреевна. — Поленилась куртку и сапоги натягивать, это ж надо в прихожую топать, верхнюю одежду застегивать, обувь шнуровать, потом назад к вешалке скакать. Заморачиваться не хотелось. Туда-сюда за пять минут слетала, замерзнуть не успела.
— До забора идти дольше, — ввязался я в пустой спор. — Надежда Васильевна иногда по четверти часа отсутствовала.
Домработница пригладила волосы и начала старательно вытирать балетки о положенный у двери половичок.
— Так ей сколько лет стукнуло? Наверное, артритом страдала, колени болели, сердце подводило. И отдохнуть хотела, поэтому шла медленно, воздухом дышала. Я моложе, неудобств при ходьбе не испытываю, слетала мигом. Хотите какао?
Я почему-то никак не мог оторвать взгляда от легких темно-коричневых туфелек домработницы. Балетки переобувать она не пожелала, куртку не надела… Почему пустяковая информация кажется мне крайне важной? Может…