Смех и смертный грех
Шрифт:
Ясное дело, что после этого Кира затаила на своего суженого глубокую обиду. Но продемонстрировать ее Лисице ей так и не удалось. Лисица оставался у себя в кабинете вплоть до того момента, как им сообщили о том, что Лариса очнулась. Лишь после этого Лисица из своего кабинета выскочил и протрубил им с Лесей сбор, а потом повез их всех в больницу, где уже были Эдик и его родители.
Но и вчера вечером, когда они вернулись из Ежовки, Лисица тоже был невозможно загадочен и таинствен. Из кабинета не выходил, общаться с друзьями отказывался.
— Отстаньте,
Кажется, он и спать лег возле компьютера. Во всяком случае, к Кире он не пришел. А Кира специально не пошла его звать к ним с спальню, потому что хотела, чтобы Лисица хоть что-нибудь бы почувствовал.
Неизвестно, почувствовал ли Лисица, а вот сама Кира провела бессонную и не слишком приятную ночь. И когда Лисица появился сегодня утром в дверях их спальни, приготовилась уже устроить ему легкую истерику. Но не пришлось. Лисица ее опередил и сразу же выставил к врачу.
А когда после обеда Кира вернулась от врача с удивительной новостью, он опять же не захотел ее слушать. И выскочил из кабинета, лишь услышав, что Лариса очнулась, и для того чтобы воскликнуть:
— Хочешь узнать всю правду о нашей старухе? Если хочешь, зови Лесю, и поехали со мной!
И Кира поехала. А кто бы на ее месте не поехал? Она благоразумно решила, что узнать тайну Надежды Сергеевны куда интереснее, чем дуться и дальше на Лисицу. Подуться она сможет и потом, а если не отправится с Лисицей сейчас, все локти себе искусает.
Сейчас Кира слушала Лисицу с не меньшим интересом, чем Арсений Иванович, его жена, сын и невестка.
Но им всем пришлось подождать, пока Лисица сделает заказ. А он, как нарочно, долго выбирал, что ему взять, а потом еще чуть ли не четверть часа колебался с выбором гарнира. Остальные с заказом определились очень быстро, даже Кира согласилась взять зеленый салатик, хотя и сомневалась, сумеет ли проглотить хотя бы один листик из него. И теперь все они изнывали от нетерпения, наблюдая за колеблющимся Лисицей.
Наконец Лисица остановил свой выбор на свиной отбивной и гарнире из дикого риса с травами.
Арсений Иванович, увидев, что Лисица наконец освободился, осмелился задать ему следующий вопрос:
— Но скажи, зачем же мама всю жизнь выдавала Ларису за свою дочь?
— В принципе, она не так уж лгала. Ваша матушка и впрямь удочерила Ларису, став по закону ей матерью.
— Но зачем она это сделала? Почему она не могла просто взять Ларису к себе? Ведь, как я понимаю, Лариса осталась без родителей?
— Боюсь, что мотив, который двигал вашей матушкой, был далеко не оригинален — деньги.
— Деньги?
— Профессор Завгородцев — ваш дед и отец Ларисы — был весьма обеспечен материально… весьма! У него была собственная дача, квартира, машина. По тем временам он мог считаться богатым человеком. И наследницей всего этого становилась одна-единственная крошка — Лариса.
— А… а моя мать? Она ведь тоже была его дочерью.
— Да, но дочерью нежеланной, рожденной нелюбимой и быстро опостылевшей женой. Да к тому же в момент смерти профессора Надежда Сергеевна уже была взрослым совершеннолетним человеком, замужней женщиной. Профессор считал, что она в состоянии позаботиться о себе сама.
— Но все же главное было в том, что мою мать ее собственный отец не любил?
Лисица кивнул и продолжил:
— В отличие от Надежды Сергеевны Лариса была желанным и любимым ребенком. Поэтому именно в ее пользу и было составлено завещание.
— А было и завещание?
— Да, было. И чтобы завладеть всем, что было завещано грудному младенцу, ваша мать пошла на хитрость. Сначала она, пользуясь тем, что являлась ближайшей родственницей, взяла малышку к себе в дом, а затем сумела официально удочерить ее.
— И надо понимать, присвоила себе все, что иначе принадлежало бы Ларисе?
— Совершенно верно.
Арсений Иванович слегка покраснел.
— Не могу отрицать, мама очень любила деньги. Наверное, она могла бы пойти на подобный поступок. Тем более что она никогда Ларису не обижала и ни в чем ее не ущемляла. У Ларисы всегда было все самое лучшее. Сестра… я буду по-прежнему называть ее своей сестрой, имела все!
— Все, кроме свободы распоряжаться своей жизнью по-своему.
— Что ты имеешь в виду?
— Кто беден, тот не имеет возможности жить своей жизнью. Лариса во всем зависела от Надежды Сергеевны и ее прихотей.
— Ну… наверное, — был вынужден признать Арсений Иванович. — Лариса зарабатывала немного. Мать содержала и ее, и Игоря. Но Лариса была ей благодарна за поддержку!
— Вряд ли ей это давалось так уж легко. Насколько я успел изучить характер вашей матери, она была не из тех людей, кто легко расстается с деньгами. Если она и поддерживала Ларису материально, то потом дорого брала с нее за это. К тому же она лишила вашу сестру ее доброго имени. Она настолько ненавидела и завидовала сироте, что лишила ее родного отца. Выдумала какого-то несуществующего негодяя, про которого даже не хотела ничего рассказывать девочке. Думаю, что Лариса тяготилась своей зависимостью от Надежды Сергеевны. И если в ту пору, когда она считала ее своей матерью, такое положение дел ее более или менее устраивало, то когда она узнала правду, боюсь, в ее душе воцарился настоящий ад.
— Но кто же мог сказать Ларисе правду? Вы?
— Нет, я сам узнал все окончательно только сегодня.
— Тогда кто?
— Вот об этом речь у нас с вами еще впереди.
Но в это время им принесли заказ. И Лисица вновь умолк, так как принялся за еду. Всем прочим не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру. Они взялись кто за вилки и ножи, кто за ложки, и дело сдвинулось с места. Однако единственный, кто тут искренне наслаждался трапезой, был Лисица. Только он ел с видимым удовольствием, все прочие были больше заняты рассказанным Лисицей, чем тем, что лежало у них в тарелках.