Смех, свет и леди
Шрифт:
— О нет, я этого не перенесу!
— Больше нам ничего не остается, — негромко сказал граф. — И я думаю, не лучше ли было бы тебе уехать к своей тетушке или, если это невозможно, остаться в Каире с моей матерью.
Минелла молчала, и граф, словно размышляя вслух, продолжал:
— Слушание начнется лишь через несколько месяцев, и к тому времени люди, которые будут видеть нас вместе в Каире, непременно решат, что мы поссорились и расстались.
Голос его стал резким:
— Не могу выразить словами, как мне ненавистна
Он сделан паузу и быстро добавил:
— Однако в настоящее время единственное, что мы можем сделать, это постараться поменьше попадаться людям на глаза. Разумеется, я найму самых лучших адвокатов.
Воцарилось молчание. Потом Минелла сказала чуть слышно:
— Если все это вам так ненавистно, может быть… вам лучше не жениться на мне.
Рука графа, лежащая на ее плечах, напряглась.
— Ты действительно думаешь, что я позволю себе тебя потерять? — спросил он. — С каждой минутой я влюбляюсь в тебя все больше, и до встречи с тобой я не знал, что такое счастье.
— Вы говорите… искренне?
— Я думаю, что теперь, когда мы знаем друг друга так близко, ты сама можешь ответить на этот вопрос.
— И вы тоже всегда будете знать, если я покривлю душой.
— Ты никогда больше не станешь меня обманывать, — сказал граф. — Да, собственно, ты и не обманула меня своим спектаклем, и пока ты пыталась убедить меня в одном, мои чувства говорили мне совсем другое.
— Вы действительна поверили, что я такая же… безнравственная, как Нелли и… Герти?
От графа не укрылось, что она намеренно пропустила имя Конни, и он тихо сказал:
— Ты говорила, что нужно думать о себе в том качестве, в которой ты сейчас, а в данное время ты играешь роль моей жены и станешь ею, как только позволит закон.
Он покрепче обнял ее и добавил:
— А графиня Винтерборн не знает ничего о гейети герлз, кроме того, что видно из ложи! Минелла негромко рассмеялась и сказала:
— Мне очень понравилось представление. Девушки были такие красивые, и музыка — тоже.
— Ты будешь помнить только то, что видела на сцене, а не за кулисами, — твердо сказал граф.
— Конечно, если вы этого хотите, — просто ответила Минелла.
— Я обожаю тебя! — воскликнул он. — Но сейчас, моя любимая, я думаю, тебе нужно постараться уснуть. Надеюсь, утром море успокоится, но если ты вдруг испугаешься, вспомни, что я рядом с тобой.
— Мне так хорошо, когда ты меня обнимаешь, — прошептана Минелла. — Возможно, я мота бы разыграть испуг.
Граф рассмеялся и сказал:
— Я сразу узнаю, когда ты начнешь играть, так что засыпай. Уверяю тебя, корабль в безопасности.
С большой неохотой Минелла отвернулась от него и закрыла глаза.
Она подумала о том, как тяжело ему будет пережить скандал и неизбежные сплетни, и спросила себя, что она может сделать, чтобы это предотвратить.
У нее мелькнула мысль, что, может быть, она будет должна расстаться с ним.
И тогда Минелла принялась молиться духу своего отца:
«Помогите мне, папенька! Помогите мне по — » ступить правильно! Вы знаете его мир намного лучше, чем я, а я не переживу, если его положение при дворе пострадает и если его друзья будут потешаться над ним!«
Она заснула, не переставая молиться.
Наутро тревога не покидала Минеллу, и даже ослепительная красота Средиземноморья не могла рассеять тень, омрачавшую ее счастье.
Вечером незадолго до прибытия в Неаполь они обедали вдвоем в своей каюте, и, когда стюард ушел, Минелла сказала графу:
— Мне хотелось бы с вами поговорить. Граф вопросительно посмотрел на нее, а Минелла сказала очень серьезно:
— Устраивайтесь поудобнее и выслушайте меня.
Граф сел в одно из больших кресел и протянул руки к Минелле, но она лишь покачала головой и села на коврик возле его ног.
В бледно-голубом платье, отделанном шифоном, нежным облаком окутывающим ее белоснежные плечи и шею, с золотистыми волосами и доверчивым взглядом больших глаз она была похожа на маленького ангела, рассматривающего землю с летнего неба.
До сих пор граф не знал женщины, чьи глаза были бы так выразительны и которая умела бы так поэтично и вместе с тем ясно выражать свои чувства.
Он ничуть не кривил душой, когда говорил Минелле, что с каждой минутой влюбляется в нее все сильнее.
Он знал, что неожиданно для себя обрел то, что иные мужчины ищут всю жизнь, — идеальную любовь и женщину, которая является частью его самого.
Пока он был пресыщенным, циничным аристократом, готовым насмехаться надо всем, что было возвышенно или даже священно, Минелла благополучно прошла через все опасности, которые встретились ей на пути к Лондону и в самом городе.
Граф отлично знал, что ей угрожало, и не сомневался, что чистота и невинность Минеллы и послужили ей самой надежной защитой.
Теперь он переменился и дал себе клятву в будущем защищать ее от любых обид и любой грязи, которая могла повстречаться ей в жизни, и знал, что, как только его дела будут улажены, они с Минеллой обретут взаимное счастье.
Единственная трудность заключалась в том, что развод с женой повредил бы его положению при дворе и обеспокоил бы его родственников, особенно учитывая, что граф стоял во главе семейства Винтерборнов.
Он посмотрел на Минеллу и, встретив ее умоляющий взгляд, спросил:
— В чем дело, мое сокровище?
— Я думаю о завтрашнем дне.
Лицо графа помрачнело. Ему совсем не хотелось снова встречаться со своей женой и с человеком, который вместе с ней устроил тот подлый заговор и был отцом ее ребенка.