Смех в темноте [Laughter In The Dark]
Шрифт:
— Так можно и с ума сойти, — сухо произнесла Марго.
Днем, когда Альбинус обычно ложился вздремнуть, она подчас уходила гулять вместе с Рексом. Шли на почтамт за письмами и газетами или поднимались к водопаду, а пару раз заглянули в кафе в симпатичном городке, расположенном ниже по склону. Как-то они возвращались домой, взбирались уже по крутой тропинке, ведущей к шале, и Рекс сказал:
— Я советую тебе не приставать к нему с браком. Очень опасаюсь, что, бросив жену, он тем самым причислил ее к лику святых и чтит,
— Мы и так, кажется, забрали солидную его часть.
— Надо, чтобы ты попыталась убедить его продать те земли, которыми он владеет в Померании, и картины, — продолжал Рекс, — или хотя бы один из его домов в Берлине. Если будем действовать с умом, то своего добьемся. С чеками у нас пока все выходит отлично. Он подписывает, как машина, — но на его банковском счету скоро ничего не останется. Да и потом, нам надо торопиться. Дай Бог, к зиме можно будет бросить его. Перед тем купим ему собаку — маленький знак внимания.
— Тише ты, — сказала Марго. — Вот уже камень.
Этот камень, большой серый камень, поросший с краю вьюном и похожий на овцу, отмечал тот предел, после которого опасно было разговаривать. Они пошли молча и через несколько минут уже подходили к садовым воротам. Марго вдруг засмеялась, указывая на белку. Рекс швырнул в нее камнем, но не попал.
— Ах, убей ее, — они, говорят, страшно портят деревья, — сказала Марго тихо.
— Кто портит деревья? — громко спросил голос Альбинуса.
Он стоял — слегка покачиваясь, среди кустов сирени на каменных ступеньках, там, где тропинка переходила в садовую площадку.
— Марго, с кем ты говоришь? — продолжал он и вдруг оступился и тяжело осел, выронив трость.
— Как ты смеешь так далеко заходить? — воскликнула она и грубовато помогла ему подняться. Зернышки гравия впились ему в ладони, он топырил пальцы и пытался соскрести с них гравий, как обычно делают дети.
— Я старалась поймать белку, — заявила Марго, суя ему в руку трость. — А ты что думал?
— Мне казалось… — начал Альбинус. — Кто тут? — вдруг отрывисто крикнул он и, чуть опять не потеряв равновесие, повернулся в сторону Рекса, который осторожно шел по траве.
— Никого нет, — сказала Марго. — Я одна. Чего ты бесишься? — Она чувствовала, что ее терпение на пределе.
— Поведи меня домой, — сказал он чуть не плача. — Здесь слишком много звуков. Деревья, ветер, белка, множество вещей, опознать которые я не могу. Я не знаю, что кругом происходит. Так шумно.
— Я буду теперь запирать тебя, — сказала она и потянула за собой в дом.
Потом, как обычно, солнце зашло за соседнюю седловину. Марго и Рекс, как обычно, сидели рядышком на диване и курили, а в двух саженях от них сидел в кожаном кресле
Среди ночи он проснулся, нащупал на голом циферблате будильника стрелки: была половина второго. Странное беспокойство. Что-то все мешало ему последнее время сосредоточить ум на тех важных, хороших мыслях, которые одни помогали бороться с ужасом слепоты.
Он лежал и думал: «В чем дело? Элизабет? Нет, она далеко, на самой глубине его слепоты. Милая, бледная, грустная тень, которую нельзя тревожить. Марго? И это не то. Мы с ней сейчас живем как брат с сестрой, но ведь это временно. В чем же дело?»
Не зная толком, в чем дело, он сполз с постели и ощупью добрался до двери Марго (лишь через нее можно было выйти из его комнаты). Марго всегда запирала эту дверь на ночь. Вот и сейчас она была заперта.
«Какая она у меня умница», — подумал он нежно и приложил ухо к замочной скважине, чтобы послушать, как она дышит во сне. Но ничего не услышал.
— Тихая как мышка, — прошептал он. — Вот бы сейчас погладить ее по голове и сразу уйти. Может быть, она забыла запереться.
Без особой надежды он нажал. Нет, она не забыла.
Он вдруг вспомнил, как прыщавым отроком в душную летнюю ночь, в чьей-то усадьбе на Рейне, он перелез по карнизу в комнату горничной (которая, впрочем, как оказалось, спала не одна). Но тогда он был легок и ловок, а кроме того — зряч.
«А почему бы не попробовать? — подумал он с меланхолическим озорством. — Ну разобьюсь. Не все ли равно?»
Он нашел свою трость и, высунувшись в окно, повел ею влево вдоль карниза к соседнему окну. Оно было открыто, и стекло звякнуло, когда трость задела его.
«Как она крепко спит! — подумал он. — Устает за день, возится со мной».
Втягивая обратно трость, он зацепил за что-то. Трость выскользнула из его рук и с мягким стуком упала.
Держась за подоконник, он перелез на карниз, нащупал рядом нечто — предположительно водосточную трубу, — переступил через ее холодное железное колено и сразу ухватился за следующий подоконник.
«Как просто!» — подумал он не без гордости и, тихо сказав: «Ку-ку, Марго!» — попытался вползти в открытое окно. Он поскользнулся и чуть не упал в подразумеваемый сад. Сильно забилось сердце. Перевалив через подоконник, он сбил какой-то тяжелый предмет, который бухнул на пол.
Альбинус остановился, капли пота щекотали лицо. К ладони пристало что-то липкое (сосновая смола, выступившая из досок: дом-то ведь сосновый).
— Марго, милая, — сказал он бодро. Тишина. Он нашел постель, она была девственно прикрыта чем-то кружевным.