Смена караулов
Шрифт:
Хочу спросить тебя: как ты смотришь на современную молодежь? С безоговорочной надеждой или с некоторой тревогой? Понимаешь ли ты ее или только делаешь вид, что понимаешь? Часто ли приходит тебе на память твоя собственная молодость, и какие сравнения в нашу пользу, а какие — против?
Недавно я заново переписала служебную анкету. Столько лет прожила «безотцовщиной», как жаловалась мама на мою судьбу… Написав о тебе в анкете, я точно бы ощутила себя вовсе молоденькой студенткой.
Мама шлет свои приветы. Чудес на свете не бывает, но как она помолодела! Лет на десять. Незнакомые люди всегда принимали ее за мою сестру, а нынче и подавно. И все
Обнимаю тебя. Твоя Вика-невелика, раз ты окрестил меня на свой лад».
«Здравствуй, Виктория!
Что, обиделась за «Вику-невелику»? Это в незапамятные времена мы, сельские ребятишки, так звали скромненькое, живучее растеньице. Бывало, наши вылазки на делянки заманчивого гороха редко обходились без происшествий: обязательно кто-нибудь из старших настанет на месте преступления и задаст нам взбучку. Мы и довольствовались викой, поспевающей на овсяных полях. С виду она действительно невеличка, однако рослые звонкие овсы полегли бы без нее от грозовых дождей и ветров, а с нею держатся стеной до осени. Так и ты теперь для меня.
Конечно, Виктория — куда громче! Недаром мать дала тебе это имя в тот памятный сорок пятый год.
Отвечаю на твои вопросы. Что я думаю о современной молодежи? Видишь ли, я всю жизнь вместе с молодежью, которая на стройках, как и в армии, является ударной силой. М а г н и т н ы е п о л я крупных строек всегда притягивают к себе вступающих в сознательную жизнь. Оно и понятно: романтика дальних странствий, необжитые места, где легче найти точку опоры. Немало и сейчас юных добровольцев осаждают новые гидроузлы, тот же БАМ, трассы нефтегазопроводов, большие оросительные системы, промышленные комплексы.
Однако строительная программа нынче такая, что одним энтузиастам с ней не справиться. Да и прямо со школьной скамьи не поднимешься на верхотуру башенного крана и в кабину экскаватора не сядешь — это не тачки, не грабарки. Надо еще идти в профтехучилища. А там выбор большой. И приток молодых мастеровых людей на рядовые стройки с каждым годом ослабевает. У строителей есть своя поэзия и своя проза. К поэзии, я отношу все громкие сооружения, а проза — это тысячи и тысячи новых жилых домов. Сейчас нам не хватает именно п р о з а и к о в. Нашего брата такое явление, конечно, беспокоит, если рассуждать узко, с профессиональной точки зрения.
Понимаю ли я молодежь? Стараюсь понять как «племя младое, незнакомое». Твое поколение во многом отличается от довоенного, оно несет на себе космический отсвет нашего времени. Кстати, понять молодежь вне времени вообще невозможно. Сначала надобно не только кожей — сердцем почувствовать время, его масштаб, его ход и ритмы, а потом уже попытаться проникнуть в тайны внутреннего мира современной молодежи. Кто свысока поглядывает на вас под тем предлогом, что вам не довелось хаживать врукопашную, тот не видит связи времен.
Традиции передаются по законам с о ц и а л ь н о й г е н е т и к и. Духовное, материальное наследство с каждым годом становится все более бесценным, и поэтому тревога старших за будущее вполне оправдана, лишь бы она не превратилась в сухое начетничество, которое, как правило, только раздражает молодых. (Впрочем, и немолодых тоже.)
Да, мне часто приходит на память моя молодость. Я, каюсь, завидую вашей образованности. Недавно назначил одного талантливого парня заместителем главного инженера треста. Или вот твой сводный брат не первый год ведет промышленный отдел в областной газете. У моего поколения вся молодость ушла на н у л е в о й ц и к л, а вы к тридцати годам успеваете защитить кандидатские диссертации. Все эти сравнения в вашу пользу. А какие против? Ну, к примеру, спешите вы жить с комфортом. Цепкая власть вещей гасит и самые благородные порывы души. Мой идеал — молодой человек с одним-единственным чемоданом в руках. Такой, побывав на знаменитых стройках, вернется домой неузнаваемо повзрослевшим. Никакие цветные телевизоры не заменят вам многоцветия жизни.
Правда, тебя-то, Вика-невелика, вряд ли упрекнешь в потребительском отношении к жизни. Ты ударилась, пожалуй, в другую крайность. Не знаю, как насчет маминого сравнения науки с м о н а с т ы р е м, однако молодость слишком ходка: пройдет без всяких привалов, и ее уже потом не наверстаешь. Подумай-ка ты об этом на досуге, прогуливаясь мимо бакинской Девичьей башни, о которой у вас там сложены всякие легенды…
Конечно, ты можешь распоряжаться моими письмами как угодно, в них нет секретов от мамы. Я собираюсь написать ей отдельно, все никак не соберусь. Не то что не хватает времени — не хватает духа. Ты еще не знаешь, какая это больная, противоречивая любовь, что настигает тебя в поздние лета. Время необратимо — полбеды, но когда любовь необратима — сущая беда…
Сегодня утром видел за городом первого грача. Весна не за горами. А как у вас, на юге?»
«Милый отец! Друг мой верный!
У нас тут весна буйствует вовсю. Наш — в общем-то довольно неприглядный с птичьего полета — Апшеронский полуостров, где одни камни да песок, пышно расцвел, принарядился. Глубокой осенью кажется, что здесь ничто не растет и расти не может, что вороха пунцовых гранатов, оранжевой хурмы, яблок, винограда и прочих южных благ — все это откуда-то завезено на пестрые улицы и шумный восточный рынок. А сейчас город окольцован бело-розово-красным пламенем воспрянувших садов. Ожил, зазеленел и Приморский бульвар. Даже трепетная есенинская березка в Мардакянах, что так болезненно приживается под южным солнцем, и та вольно распустила мелкие глянцевитые листочки.
Весна у нас нынче тихая, влажная. Еще недавно сильные ветры ежедневно налетали на город, зябко было на апшеронском сквозняке, море металось из стороны в сторону с такой яростью, что тревожно думалось о смельчаках, несущих вахту в открытом Каспии, на Нефтяных Камнях. А сейчас стоит удивительное безветрие, и сады, пользуясь случаем, цветут дольше обычного. Но в воздухе уже лениво кружат привядшие лепестки.
Начинаю постепенно собираться к тебе в гости. Знаю, что до отпуска далековато, что рано укладывать вещички в тот единственный походный чемодан, с которым ты хотел бы видеть молодых людей в наш век, но горячее нетерпение одолевает меня все больше.
Мама по нескольку раз перечитывает твои письма. Она живет твоими письмами, ждет не дождется очередной весточки с Урала. Но ехать со мной пока отказывается. «После как-нибудь», — говорит. Чудачка, право! Когда это — после? Ну, приехали бы мы с ней вдвоем, погостили у тебя, посмотрели твой Урал и ничего страшного не случилось бы. Так нет, она и слышать не хочет. Напиши ей, пожалуйста, отдельно. Неужели вы не можете аккуратно переписываться как старые друзья? Если я все упрощаю, то извини, отец. Возможно, я так пристрастилась к «формальной логике», в которой ты косвенно упрекнул меня, что действительно не способна проникнуть в диалектику ваших чувств.