Смена караулов
Шрифт:
— Ты, директор, не трожь меня, а то мы с Полканом раздумаем ехать в твой град-Китеж.
— Молчу, молчу! — рассмеялся он.
Было последнее воскресенье перед севом. На открытие памятника на братской могиле собралось много народа: кроме школьников, женщин, стариков, приехали и трактористы из ближних сел.
Рядом с диабазовым камнем, что установили здесь в двадцатом году местные крестьяне, высоко поднялась трехгранная стела — русский штык, у подножия которого, на темной лабрадоровой плите была высечена мемориальная надпись о подвиге бессмертных пулеметчиков.
Митинг открыл секретарь райкома, человек лет сорока, — для него уже
Потом выступил Тарас:
— Время постепенно возвращает живым все новые имена подвижников. Доселе считалось, что в этой братской могиле покоится прах сыновей русского, украинского и венгерского народов, участников гражданской войны на Урале. Ныне установлено, что один из них — латышский стрелок Андрей Мартынович Лусис. Он командовал интернациональной группой отважных пулеметчиков, задержавших тут на несколько часов белоказачьи сотни, чтобы дать возможность главным силам Уральской партизанской армии Блюхера и Каширина отойти в горы, к заводам. Солдаты революции погибли все до единого, но не сдались врагу… Куда бы ни бросала латышских стрелков военная судьба, они везде и всюду оказывались нашими надежными однополчанами. Демьян Бедный сложил тогда такие стихи: «Заслуги латышей отмечены, про них, как правило, пиши: любые фланги обеспечены, когда на флангах латыши». Они спокойно, хладнокровно выдерживали «психические» атаки каппелевцев на Урале. Они сходились врукопашную с марковцами, дроздовцами, корниловцами в ту черную осень девятнадцатого года, когда Деникин шел на Москву. Они с маху выбивали из седел кичливых уланов Пилсудского, хлынувших на украинскую землю в двадцатом. Они стояли насмерть под Каховкой, не страшась английских танков, и брали Перекоп, штурмуя врангелевскую твердыню по пояс в ледяной воде гнилого Сиваша. Они зорко охраняли Ленина, не покидая своего кремлевского поста в самые тяжкие дни и ночи… Ну, а потом вместе с нами били фашистских варваров на фронтах Отечественной войны. В те годы мне довелось близко узнать одного из латышей. Он присутствует здесь. Это сын Андрея Мартыновича Лусиса, имя которого высечено теперь на уральском Лабрадоре, Петер Лусис…
Тарас сделал паузу, чтобы унять волнение, передавшееся всем.
— Народная память не уступает своей крепостью самому базальту. И как вулканический базальт закален в жарком пекле земного шара, так и память наша закалена в огне исторических сражений. Память соединяет целые поколения в единый монолит, имя которому Новый мир. Будем же всегда вровень с теми, кто закладывал его гранитные устои на родной земле…
Школьный оркестр слаженно заиграл «Вы жертвою пали». К братской могиле потянулись длинные цепочки ребят с синими колокольчиками в руках. За ними шли женщины, старики. Казалось, всё, что успело зацвести в апреле, всё было принесено сегодня с окрестных шиханов, — в дар красным пулеметчикам.
Петер стоял в сторонке, неловко смахивая ладонью трижды горькие мужские слезы. К нему подошел Архипыч, обнял его, хотел что-то сказать, но не сказал, лишь коротко глянул на него и низко опустил голову.
Люди расходились молча, медленно, словно только что совершили погребение.
Секретарь райкома пожал руки Лусису, Воеводину, Архипычу.
— Спасибо, товарищи, за все… Поеду на бюро, завтра начинаем сев.
Трактористы уезжали отсюда прямо на полевые станы. Они по-новому оглядывали свою землю, на которой выросли и прожили столько лет. Наверное, ничто так не освежает людские души, как живые родники народной памяти.
Дымчатая земля вокруг, щедро согретая полуденным солнцем, готова была принять новые семена. Пройдет неделя, вторая, и эта самая мудрая из книг покроется мириадами зеленых строчек. «Счастлив тот, кто прочитывает каждую ее строку», — думал по дороге домой Тарас Воеводин. А Петер думал о том, что он только теперь постигает Россию, хотя и воевал плечом к плечу с русскими всю Отечественную. Как ни исповедовал человека каждый бой, все же оставалось что-то недосказанным, недоговоренным на войне.
— Останови-ка, — сказал Петер, когда машина с разгона вымахнула на травянистый взлобок за рекой.
Среди отбеленного снегами, полегшего ковыля синё горели колокольчики. Низовой ветерок набегал на высоту, и колокольчики, если прислушаться, звенели сейчас тонким серебряным звоном.
Петер нарвал большой букет цветов, пока Тарас, пользуясь случаем, осматривал видавший виды «газик».
— Для Милды, — объяснил Петер.
— Завянут, к сожалению, — сказал Тарас.
— Не успеют. Я завтра вылетаю утренним рейсом.
— Пожил бы еще с недельку.
— Не могу, драугс. Дела.
«Какие у тебя дела на седьмом десятке лет?» — подумал Тарас, но возражать не стал. Недавно Лусиса избрали в республиканский комитет ветеранов, и скоро День Победы. Наступает тридцать третий год с тех пор, как они закончили войну в Курземских лесах. Бывало, выпрашивали у судьбы несколько мирных лет, а прожили добрую треть века. Стало быть, под счастливой звездой родились они.
Так пусть эта их звезда подольше светит им зеленым приветным огоньком с туманной обочины далекого Млечного Пути.
ГЛАВА 16
Южноуральский континентальный климат не балует ни земледельцев, ни строителей: лето сухое, зима морозная. И, наверное, никто здесь не поглядывает с такой досадой на барометр, как именно агрономы и прорабы.
Конечно, на стройках многое переменилось с довоенных лет, когда земляные работы велись вручную, бетон укладывался в дощатых тепляках, а кирпич таскали на собственном горбу по шатким заледенелым трапам. Надо было строить любой ценой, не считаясь ни с каким зимним удорожанием работ. Однако и при нынешней технике уральская зима все еще притормаживает дела строителей. Не потому ли они ждут не дождутся наступления весны?
Платон Горский с утра до вечера пропадал в новых жилых массивах. Считай не считай, полным ходом идет апрель, и нужно готовить к сдаче все дома, что уже н а в ы д а н ь е. Платону наконец почти удалось войти в плановый ритм, во всяком случае, он преодолел з и м н и й б а р ь е р, не менее трудный, чем в свое время — звуковой барьер в авиации. Обычно к маю трест сдавал каких-нибудь процентов семь-десять жилой площади, запланированной на год. Теперь он сдаст в два раза больше. И если летом приналечь как следует, то поздней осенью можно будет обойтись без традиционного аврала. Лишь бы добиться устойчивого ритма, тогда дело пойдет совсем ходко. Ритм, ритм — вот ахиллесова пята жилищного строительства.
Приехав сегодня в один из восточных микрорайонов, Платон застал там Дворикова и Юрия Воеводина, Судя по всему, у них только что произошел крупный разговор: Двориков сердито вышагивал из угла в угол, этакий красавец мужчина в легком сером костюме спортивного покроя, а его зам в рабочем комбинезоне с расстегнутым воротником сидел за прорабским столиком, положив руку на телефон, точно собираясь звонить кому-то.
— Сейчас Платон Ефремович нас рассудит, — сказал Двориков, явно довольный неожиданным появлением управляющего трестом.