Смерч войны
Шрифт:
В феврале 1945 года союзники действительно умели создавать огненные бури, даже в холодную погоду, значительно отличавшиеся от пожаров в Гамбурге в июле и августе 1943 года. Сбрасывались огромные «воздушные мины», выбивавшие двери и окна, с тем чтобы потоки воздуха подпитывали пожары, вызываемые зажигательными бомбами. Фугасные бомбы разрушали здания и заставляли укрываться пожарные команды. «Люди погибали не только от огня, но и вследствие того, что огненные бури вытягивали из воздуха кислород», — отмечал один автор [1093] . В Дрездене плохо работали сирены воздушной тревоги, а пожарных, прибывавших после первого налета, настигал второй удар.
1093
Simon HefTer, Literary Review, 2/2004, p. 28.
Тем не менее нападение на Дрезден нельзя относить к числу военных преступлений, как это пытались делать ранее член парламента от лейбористов Ричард Стоукс и епископ Джордж Белл, а позднее и ряд других деятелей. Ведущий историк налета Фредерик Тейлор совершенно верно указывает на то, что Дрезден «по всем стандартам военного времени был закономерной военной целью». Дрезден как узловой коммуникационный и железнодорожный центр, а его промышленность, до войны специализировавшаяся на изготовлении фарфора, фотоаппаратов и пишущих машинок, переориентировалась на производство военной продукции, в том числе оптики, электроники и средств связи, всегда подвергался опасности бомбардировок, особенно с того времени, когда бомбардировщики стали сопровождаться дальними истребителями. «Почему считается нормой убивать человека с оружием в руках и преступлением убивать того, кто делает это оружие?» — задается вопросом историк Би-би-си [1094] .
1094
Robin Neillands, ВВС History, 2/2003, p. 45.
И не вина союзников в том, что нацистские власти Дрездена, прежде всего гауляйтер Мартин Мучман, не обеспечили адекватную защиту населения от воздушного налета. В городе не имелось надежных бомбоубежищ и укрытий, не работали сирены и практически не действовали (да их и не было) зенитки. Когда в конце войны Мучман попал в руки к союзникам, он признал, что в городе не осуществлялась программа строительства бомбоубежищ, поскольку он лично полагал, что «с Дрезденом ничего не случится». Тем не менее гауляйтер догадался соорудить два глубоких железобетонных укрытия для себя, семьи и своих старших чиновников «на всякий непредвиденный случай» [1095] . Мучман должен был помнить и то, что еще в октябре во время налета 30 американских бомбардировщиков погибли 270 человек. Но немцы уверовали в то, что Дрезден, расположенный далеко на востоке, недостижим для союзников, а русские почти полностью передоверили им бомбардировки Германии. Остается лишь гадать, почему Мучман решил, что Дрезден, единственный из крупных городов страны, должен был непременно избежать бомбардировок, тогда как сами же немцы включили его в число «военных оборонительных районов».
1095
Taylor, Dresden, p. 4.
Обладая тонким политическим инстинктом, Черчилль не мог не понимать, что объединенное бомбардировочное наступление в будущем вызовет критику, которая коснется и его методов ведения войны. 28 марта 1945 года он написал комитету начальников штабов:
«Как мне представляется, наступило время, когда мы должны пересмотреть наш подход к бомбардировкам городов Германии, исходя лишь из того, чтобы устрашать население, хотя и под иными предлогами. В противном случае в наших руках окажется полностью разрушенная страна. Мы не сможем, например, вывозить из Германии строительные материалы, поскольку они потребуются самим немцам. Разрушение Дрездена ставит под сомнение бомбардировки союзников… Считаю необходимым больше внимания уделять прицельным бомбардировкам военных объектов… а не увлекаться актами устрашения и огульного крушения, какими бы впечатляющими они ни были».
Эта записка произвела в коридорах Уайтхолла «эффект удара молнии». Харрис, испытывавший опасения по поводу проведения операции на столь большом удалении от баз, тем не менее оправдывал разрушение города, поставлявшего мейсенский фарфор: «Эмоции, разгоревшиеся вокруг Дрездена, с легкостью разъяснит психиатр. Город ассоциируется с германскими оркестрами и дрезденскими пастушками. В действительности город стал средоточием производства средств ведения войны, активным центром государственного управления и важным транспортным узлом. Теперь там ничего этого нет» [1097] . После войны высказывалась и такая точка зрения: в налете на Дрезден не было никакой необходимости, поскольку до наступления мира оставалось всего десять недель. Однако и в последние месяцы войны вряд ли можно было игнорировать угрозы, исходившие от нацизма: сведения о новом «секретном оружии», последнем «баварском редуте», ополченских отрядах фанатичных молодых «оборотней» Гитлера, пропагандистскую обработку населения в духе борьбы за каждую пядь «фатерланда». Никто не знал, как далеко может зайти фанатизм нацистов и как долго продлится война.
1097
Probert, Bomber Harris, p. 322.
3
Бомбардировочный блиц против Лондона и других британских городов в 1940—1941 годах, имевший целью сломать моральных дух британцев, был менее кровавым и продолжительным, чем воздушное возмездие, которое Германия получила в 1940—1945 годах. За время войны на Германию союзниками было сброшено 955 044 тонны бомб. Это, безусловно, деморализовало людей, способствовало распространению пораженческих настроений, усилившихся после дня «Д», хотя они и скрывались из-за опасений подвергнуться аресту. Немцы все больше осознавали, что Германия не только не выигрывает войну, но и терпит поражение [1098] .
1098
ed. Parrish, Simon & Schuster, p. 74.
Объединенное бомбардировочное наступление, помимо замораживания темпов роста военного производства, оправдывает еще одно обстоятельство: Гитлер был вынужден бросить на оборону Германии огромное количество истребителей, которые он мог использовать в других местах, прежде всего на ключевом Восточном фронте. Перед смертью в лондонском отеле в 1981 году Альберт Шпеер признался историку Норману Стоуну: вследствие бомбардировочной кампании союзников «так много истребителей патрулировали небо над Германией, что их не хватало для Восточного фронта» [1099] . И он совершенно прав: к весне 1943 года, когда немцам предстояла ожесточенная Курская битва и они остро наждались в вооружениях, не менее 70 процентов истребительной авиации Германии находилось на Западе [1100] . Бомбардировочная кампания заставила немцев снять с наступательных операций треть зенитных орудий и перевести в противовоздушную оборону два миллиона человек, использовать на эти цели 20 процентов боеприпасов, не говоря уже о затратах на сооружение бомбоубежищ и командных пунктов ПВО, ремонтные и восстановительные работы [1101] . «Воздушная мощь немцев на Восточном фронте неуклонно снижалась в 1943 и 1944 годах, — отмечал Ричард Оувери. — Свыше двух третей немецких истребителей были заняты противоборством с бомбардировщиками союзников. К концу 1943 года противовоздушную оборону обеспечивали 55 000 зенитных орудий, включая три четверти знаменитых 88-мм пушек, которые на Восточном фронте с успехом использовались и как противотанковые орудия» [1102] . У люфтваффе теперь было меньше бомбардировщиков: в 1944 году на них приходилось лишь 18 процентов авиастроения, тогда как в 1942-м — 50 процентов, хотя именно бомбардировщики обеспечивали Гитлеру победы на Восточном фронте в 1941 — 1942 годах, громя русские аэродромы, промышленные и военные объекты.
1099
Norman Stone, Literary Review, 10/2008, p. 18.
1100
Overy, Why the Allies Won, pp. 117-118.
1101
Ibid., p. 131.
1102
Ibid.,p. 129.
В своей автобиографической книге «Третий рейх изнутри», изданной в 1969 году, Шпеер отрицает то, что бомбардировки союзников негативно повлияли на состояние морального духа немцев, утверждая, будто 9-процентную потерю производственных мощностей в 1943 году можно было компенсировать «дополнительными усилиями». Однако он признает: «стволы десяти тысяч зенитных орудий, нацеленные в небо, конечно, могли быть применены в России и против наземных объектов» [1103] . В 1941 — 1943 годах в Германии выпускалось больше 88-мм и других крупнокалиберных снарядов не для борьбы станками, а для иных, не связанных с танками целей; треть оптической и половина электронной промышленности занимались производством орудийных прицелов, радаров и средств связи для противоздушной обороны, лишая войска на передовых позициях переносных раций и артиллерийских звукометрических станций, которыми уже располагали армии союзников [1104] .
1103
Speer, Inside the Third Reich, p. 278.
1104
Speer, Inside the Third Reich, p. 279.
В операции возмездия за блиц немцев погибло в десять раз больше, около 600 000, чем британцев во время блица, почти по библейской притче о Давиде и царе Сауле (Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч). (Лишились жизни также 120 000 французов и итальянцев.) Люфтваффе разбомбили четыреста акров городской территории Лондона, ВВС Британии и Соединенных Штатов превратили в руины 6247 акров Берлина. Тотальная война не предусматривала того, что сегодня называется «пропорциональным», или «симметричным», ответом. За годы Второй мировой войны колоссальный материальный ущерб был нанесен по меньшей мере шестидесяти крупным промышленным городам Германии. То, что сегодня Германия выглядит как образцовая демократическая и миролюбивая страна, отчасти объясняется и страшным возмездием, которое ей пришлось испытать. Если бы Вторая мировая война не привела к столь большим жертвам в самой Германии, чего не случилось во время Первой мировой войны, то могло произойти и новое возрождение реваншизма. Немцы познали, что такое Армагеддон, и у них появилось отвращение к зарубежным военным авантюрам. Это может иногда раздражать лишь стратегов в НАТО, но вполне устраивает народы всего мира.
Глава 15 ВЫСАДКА В НОРМАНДИИ
июнь — август 1944
Друг мой, это действительно самое грандиозное из всего, что мы когда-либо предпринимали.
Уинстон Черчилль — Франклину Рузвельту. 23 октября 1943 года
1
«Что для вас самое ценное?» — спросил солдата накануне дня «Д» генерал Монтгомери. «Моя винтовка, сэр!» — ответил солдат. «Нет, это не так, — сказал Монти. — Ваша жизнь, и я должен сохранить ее для вас» [1106] . Безусловно, крупномасштабная морская высадка на укрепленное побережье северо-запада Европы была связана с огромным риском, но союзники сделали все возможное и невозможное для того, чтобы потери свести к минимуму, подготовив сокрушительные силы вторжения. Слишком многое зависело от исхода операции. В случае поражения в Нормандии в июне 1944 года Соединенные Штаты почти наверняка отказались бы от стратегии «Германия прежде всего» и обратили бы все свое внимание на Тихоокеанский театр войны. История морских десантов украшена не розами, а шипами. Достаточно вспомнить Дакар, Дьеп, Салерно и Анцио. Успеху операции «Торч» помог прилив, и проводилась она не против немцев. Никто и, конечно же, Черчилль в первую очередь, не мог забыть Галлиполи.
1106
Alistair Home, History Today, 1/2002, p. 57.