СМЕРШ – 44
Шрифт:
– Эти здесь? – спросил его Рюмин. – Показывайте, если сами не хотите встать с ним рядом!
Это было сказано довольно грубовато, от чего по лицу врача пробела тень тревоги.
– А меня за что? Может, вы товарищ капитан будете лечить всех этих раненых бойцов? – ответил Яшин. – Могу освободить вам свое место….
Палата оказалась довольно большой, человек на двадцать. Яшин подвел их к койке, на которой лежал раненный боец. У него была перебинтованная нога.
– Вот это Филиппов, – произнес начальник госпиталя. – Огнестрельное ранение бедра. При операции в ране обнаружены фрагменты ткани и металла. Похоже, стрелял через мокрую портянку и флягу, чтобы не было поверхностного ожога.
Филиппов моментально все понял. Его губы затряслись, и он готов был прямо на месте заплакать.
– Как же ты так сынок? – по-отцовски спросил его капитан Рюмин, присаживаясь на край койки. – А кто будет защищать родину, наших матерей и детей? Давай, поднимайся! Здесь лечат бойцов Красной Армии, а не трусов и дезертиров. Ну что, ты лежишь? Вставай!
Это было сказано так тихо, и поэтому прозвучало довольно зловеще. Капитан сорвал с него серое байковое одеяло и швырнул его на соседнюю койку. Десятки глаз застыли в ожидании развязки этой истории. Филиппов продолжал лежать и по-детски всхлипывать.
– Простите меня, братцы! – громко закричал он. – Испугался я тогда. Простите меня! Я не хочу умирать!
– А они хотят, сука?! – закричал на него Рюмин прямо в лицо и схватил раненного за грудки. – Ты их спрашивал об этом, сволочь. Ты думаешь, у них нет матерей, детей?
Капитан перевел дыхание. Он встал с койки и обвел раненых взглядом, словно хотел найти хоть одного, кто бы сочувствовал Филиппову.
– Есть у них и матери и дети, поэтому они и сражаются за них, в том числе и за твоих родителей, сука!
– Ты что стоишь, Костин? Хватай его за шиворот и тащи во двор! – приказал ему капитан. – Привыкай! Это тоже наша работа по борьбе с предателями, трусами и паникерами. Да не жалей ты его, тащи.
Александр схватил Филиппова за шиворот и стащил с койки.
– Вставай, сволочь! Давай, гад, двигай к выходу.
Филиппов с трудом поднялся на ноги и прыгая на одной ноге, двинулся к выходу из палаты.
Через полчаса, все семь «самострелов» оказались в большом старом саду, который полукругом охватывал здание госпиталя. Около старых, обгорелых яблонь, сбившись в кучку, стояли врачи, бойцы хозяйственного взвода и ходячие больные, которых по приказу Рюмина собрал начальник госпиталя.
– Вот перед вами на коленях стоят трусы, которые дезертировали с линии фронта. Им очень хотелось жить и они, забыв присягу, решили обмануть всех вас, нанося себе увечья. Приказ Сталина один – всех их должен покарать карающий меч справедливости. Кто хочет привести его в исполнение? Ну, смелее, смелее товарищи.
Толпа заволновалась, зашептала. Рюмин посмотрел на Костина, словно предлагая ему принять непосредственное участие в этой акции, но Александр сделал вид, что не понял взгляда капитана.
– Ну, смелее… Кого вы жалеете? Это же не люди, это предатели и трусы!
Из толпы, прихрамывая на левую ногу, вышел боец. Он взял их рук капитана пистолет и подошел к стоявшим на коленях «самострелам». Боец, взглянул на товарищей и молча, выстрелил в затылок одному из приговоренных к смерти. Тот, молча, повалился на землю, по его белой нательной рубахи медленно расползалось кровавое пятно, которое быстро увеличивалось в размерах. Вскоре все закончилось. Все стали медленно расходиться по палатам и рабочим местам.
– Я думал, что ты сам приведешь в исполнение приказ Сталина, а ты так и простоял, молча, – раздраженно произнес Рюмин. – Что, духу не хватило, лейтенант?
– Это плохо, товарищ капитан? Вы же тоже не стреляли?
– Как тебе сказать, Костин. Жизнь она все расставит на свои места. Твоя надежда прожить ее в белых перчатках, просто, не осуществима. Нельзя носить нашивки НКВД на гимнастерке и быть кристально чистым.
– Я не привык убивать безоружных людей…
Он не договорил. Рюмин схватил его за грудки и подтянул к себе.
– Что? Что ты сказал! Хочешь быть чистеньким, лейтенант! Не выйдет! Я тоже не родился палачом, но если придется…, рука у меня не дрогнет.
Капитан оттолкнул его в сторону и направился к машине. За всю обратную дорогу, они не проронили ни слова.
***
Рюмин плеснул из фляжки, в стоявшие на столе кружки.
– Пей, Костин. Это спирт. Не сожги рот…. Ты пил когда-нибудь спирт?
– Приходилось, товарищ капитан.
– Вот и хорошо. В котелке вода…, – произнес Рюмин и протянул Александру котелок.
Они выпили и стали закусывать крупными пожелтевшими огурцами. Рюмин снова взял в руки флагу и снова плеснул спирт по кружкам.
– Ты давно в органах? – поинтересовался у него капитан, хотя хорошо знал его анкету. – Вот ты мне скажи, Костин, ты когда-нибудь слышал о «Острове смерти»? Это не «Остров сокровищ», что написано в книжках, а настоящий «Остров смерти».
Александр посмотрел на Рюмина. В глазах капитана что-то мелькнуло не понятное для Костина.
– Нет, товарищ капитан, – тихо произнес он. – Что это такое? Расскажите….
Рюмин тяжело вздохнул и, взяв в руки кружку, выпил спирт. Он взглянул на Костина, словно прикидывая про себя, рассказывать ему об этом острове или нет. Достав папиросу, он закурил. Слушай:
– Я никому и никогда не рассказывал об этой трагедии, может, боялся, а может и не хотел рассказывать об этом. Для меня это слишком тяжело. Все произошло в 1933 году. Я тогда работал в Москве.
Капитан сделал глубокую затяжку и посмотрел на сосредоточенное лицо Костина.
– В начале тридцатых годов, как ты знаешь, у нас в стране была введена паспортная система. Инициатива шла от ОГПУ, а если точнее, то от самого Ягоды. Я тогда работал в Москве. В стране свирепствовал голод и громадная масса крестьян, спасаясь от голода, хлынула в города. Они толпами мотались по улицам в поисках работы, но ее на всех конечно не хватало. Начались стихийно возникать банды, которые занимались грабежами и кражами. Теперь, ты понял, почему этой инициативой плотно занималась наша контора. Ну, как всегда, не обошлось без «перегибов». Нарушителей паспортного режима задерживали и арестовывали прямо на улицах города, вокзалах. Там на вокзалах было все предельно просто – люди выскакивали на перрон, кто за продуктами и папиросами, кто за пивом. У многих паспорта оставались в карманах костюмов, которые находились в вагонах поезда. Вот таких пассажиров и отлавливала наша милиция. Все отчитывались перед вышестоящими органами о количестве выявленных и арестованных граждан. Много хватали, а сажать было некуда. Тогда Ягода и обратился к товарищу Сталину с предложением об увеличении населения Сибири за счет этих нарушителей. Насколько я тогда слышал, речь шла о миллионах человек. Представляешь, Костин, какие планировались грандиозные цифры.