СМЕРШ против бандеровцев. Война после войны
Шрифт:
В структуре УПА, кроме службы безопасности (СБ), были подразделения полевой жандармерии, которым вменялось в обязанность искать дезертиров, которых к концу войны развелось множество. Возвращали в строй только тех, кто терялся во время боестолкновений, когда вояки разбегались в разные стороны. Остальных приводили в отряды и судили перед строем – безжалостно пытали, расстреливали или рубили головы.
Долго бандиты терзали земли и людей Западной Украины – вплоть до середины 50-х годов. Они даже в 1951 году умудрились заказать в ФРГ медаль «За борьбу в особо сложных условиях» и переправить
– Какова была судьба бандитов?
– Ими после оперативников занялось следствие, а нас уже интересовали другие объекты и субъекты изучения…
Юный мститель
В Ровенской области в поселке Степань в 80-е годы автор отдыхал в санатории «Горынь». Там по совету начальника Сарненского райотдела (РО) УКГБ полковника Лубенникова П. Ф. он познакомился с бывшим войсковым разведчиком майором в отставке Андреевым А. А., который вместе с сотрудниками СМЕРШа принимал участие в ликвидации бандеровских бандформирований на территории Полесья.
Одна трагедийная история, рассказанная майором, настолько глубоко потрясла автора, что он написал повесть о герое – молодом пареньке, народном мстителе по имени Сашко.
Но все по порядку.
В сентябре 1939 года Полесье присоединилось к остальной Украине. Семья Александра жила в небольшой деревеньке. Отец Кузьма Николаевич работал по найму у польского помещика, или, как их тут называли, пана. Селяне уважали Кузьму за честность, доброту и грамотность. Мать учительствовала в младших классах. С приходом советской власти жители села поручили главе семейства возглавить небольшое коллективное хозяйство, а потом и сельсовет. Пан удрал в Польшу. Но с приходом войны на плечах у немцев он возвратился в село.
Кузьму Николаевича сразу же арестовало гестапо, а через несколько дней допросов с пристрастием и пыток расстреляло. Почему-то отправляли на тот свет людей местные полицаи, тесным образом связанные с бандеровскими вояками, которые теперь разгуливали как друзья хозяев оккупированной им земли. Мать с сестрой Ганусей оуновцы тоже замордовали. Растерзанные тела матери с дочерью односельчане нашли в песочном карьере. Четырнадцатилетний Александр в это время пас корову и был предупрежден сельчанами об аресте матери с сестрой. Пришлось ему убегать к родственникам на хутор.
А в это время одни бандиты поджигали дом, а другие на налыгаче[1] вели корову то ли на убой, то ли кому-то на подарок.
– Сашко, шо случилось? На тебе лица нет, – поинтересовался дед Тарас.
– Диду, нэма теперь у меня никого…
– Как?
– Батька немцы расстреляли, а с матерью и Ганусей свои бандиты рассчитались – недавние соседи. Я у вас переночую на сене в хлеву, а то они могут примчаться сюда.
– Никто не видел, как ты к нам явился?
– Нет. Огородами пробирался. Никого не встретил…
Ночью прискакали к деду шесть всадников во главе с местным хулиганом и пьянюгой Игнатом Крысюком по кличке Кречет, ставшим предводителем местного провода. Он назвал себя сотником ОУН.
– Где твой краснюк?
– Давно, Игнат, не видел его. Может, он дома
– Нет у него ни дома, ни батькив! – гордо заметил оуновец.
– А дэ ж воны?
– На тим свити, – осклабился сотник и рванулся в дом.
Бандиты обыскали хату, заглянули в коморю, в базок и хлев, но, никого не найдя, отправились восвояси несолоно хлебавши…
Месяца два никто из знакомых не видел Сашка – словно сквозь землю провалился. А он в лесу построил себе небольшую землянку и там жил. Питался, кроме святого духа, ягодами и грибами, заготовил на зиму картошки из бывшего колхозного поля, «набил» в самодельной каменной ступке пшеничного зерна и стал полесским Маугли.
Бродил по полям сражений, собирал оружие, порох, неразорвавшиеся мины и снаряды «и все волок в свой погребок».
А потом начали гореть дома бандитов – один за другим. За красным «молчаливым» кокошем[2] поджогов закричал «хрипатый» петух взрывов. Да так, что земля вздрогнула. Это взлетела к небесам одна из краевок с четырьмя бандитами. Шансов выжить у них не было – сдетонировали хранившиеся там боеприпасы.
Несколько месяцев было затишье в этом заболоченном крае. А в ноябре неожиданно кто-то подкатил 122-миллиметровый снаряд под основание оуновского полевого госпиталя. Правда, с подрывом не получилось. Утром переполошенная охрана обнаружила адскую машину, но при разминировании она ухнула так, что два охранника и семеро раненых отправились искупать свои грехи. Деревянную хату госпиталя тоже разнесло в щепки.
Взволновались гестаповцы вместе со своими подельниками. Кречета вызвали в гестапо. Потом соизволил поговорить с ним руководитель надрайонной СБ. Они стали уточнять скорее не что происходит, а кто этот неуловимый мститель и почему не напали до сих пор на его след. Агенты гестаповцев и бандеровцев, как сыскные собаки, рыскали по району, но не смогли напасть на след смельчака.
«Неужели это дело сопляка? – не раз рассуждал Кречет, имея в виду Сашка. – Нет, у него ума бы не хватило на это. Тут больше всего действуют диверсанты – советские военные разведчики или партизаны Федорова. Но куда делся Сашко? Наверное, где-то подорвался на мине – их вон сколько! Наши хлопцы уже не раз натыкались на смерть, зарытую в земле».
*
Для проверки состояния дел к Кречету внезапно как-то зимой на санях приехал представитель одного из бандеровских центров, хорунжий Дрот с охраной. Прибыл он для проведения «разбора полетов». Сотник предложил отдохнуть начальству на конспиративной квартире – в натопленной хате на хуторе Заречном. Отправился туда небольшой санный поезд.
Хозяин встретил гостеприимно. С утра хорошенько протопил грубку[3] и русскую печку. И вот собрались, говорили, выясняя обстоятельства ЧП, курили, пили, ели, а потом от печной жары и самогона разомлели, и всех бросило в сон, а ровно в 4.00 оперативная хата взлетела на воздух. Никого не пощадила адская машина. Даже те, кто находился в шоковой горячке, не смогли выбраться из дома, дверь была заперта снаружи. Кто-то подставил колок. Пламя своеобразного крематория успокоило всех, в том числе и ненавистного людям сотника.