СМЕРШ времени. «Чистильщик» из будущего
Шрифт:
Я с водителем на полуторке проскочил в близлежащую дивизию. Вытряс у них со складов пару фонарей с запасным комплектом батарей. Мало! Помчался к танкистам, у помпотеха слезно выпросил еще два фонаря. И – назад, в имение, да пока ездил, сумерки наступили. Пришлось отложить осмотр подземелья на завтра. Тем более что другого входа в него пока еще не нашли. Странно. В таких имениях подземелье обширно, и входов-выходов должно быть несколько. Скорее всего, мы не там ищем.
Утром все, за исключением водителя, несшего охрану у ворот, вооружившись фонарями, полезли через лаз в подвал. Вымазались в пыли,
– Капитана, под ноги смотри – веревка, однако, здесь.
Он направил луч фонаря на пол. Поперек узкого прохода, совсем невысоко над полом была протянута бечевка. Мина-растяжка, сюрприз для неосторожных! Поскольку они рассчитаны на то, что нога зацепит веревку, веревка натянется и чека выдернется, я, придерживая конец бечевки со стороны мины, просто перерезал ее ножом, отбросив концы в стороны. Уф-ф! Теперь мина не принесет вреда.
– Молодец, Обиров. Всем смотреть под ноги. А еще – наверх. Здание старое, кое-где кладка могла просесть. Не попасть бы ненароком под обвал.
Ходы были извилисты, запутанны, имели ответвления. Мы ходили по ним гурьбой, но скоро я понял, что с такими темпами нам даже недели на осмотр подвала не хватит. Надо менять тактику – только вот что придумать?
За ужином я устроил совещание – как повысить эффективность поисков? Шабунин вспомнил, что в детстве читал книгу по греческой мифологии – так там герой нашел выход из лабиринта по волшебной нити Ариадны. А что – интересная ведь мысль! Это же подсказка! Надо найти веревку – несколько мотков – и идти от лаза, разматывая ее. А еще – разделиться на две группы, тогда обследование пойдет вдвое быстрее. Рисковать людьми, отпуская их поодиночке, я не хотел. К тому же, чтобы как-то ориентироваться, я предложил каждой группе наносить на бумагу свой пройденный путь – все ходы, повороты, помещения. Бумага и карандаши в офицерских сумках у лейтенантов были. Дело оставалось за малым – найти длинные веревки. Да где их взять, ума не приложу.
Решение пришло быстро. Миф о волшебной нити Ариадны навел на мысль о связистах. Я снова сел в полуторку и со склада у связистов взял две катушки с телефонным кабелем. Отличная вещь: вешаешь ремень от катушки на плечо и идешь, а кабель разматывается сам.
И – снова в подвал, теперь уже двумя группами. Я взял себе бойцов Обирова и Мамедова, оба лейтенанта ушли одной группой, а водитель остался стоять на охране у ворот.
Впереди шел глазастый Обиров, Мамедов нес катушку с кабелем, а я записывал на бумаге все повороты, типа: «прямо 10», «левый поворот». Цифрами отмечал количество шагов.
Вдруг Обиров поднял руку. Мы замерли. Неужели снова мина-ловушка? Я придвинулся к якуту.
– Товарища капитана, дух чужой! – повел он носом.
Мамедов сзади хмыкнул. А я принюхался. Пахло паутиной, пылью, затхлостью. И едва-едва, почти неуловимо, ощущался чужой запах.
Профессиональному розыскнику запах порой дает такую информацию, которую дилетант и не заметит. От опытных милиционеров я слышал, что они по запаху определяют тех, кто недавно – месяц, два – вышел из тюрьмы. Пропитывается, видать, человек запахом места, где долго находился.
Когда я был в разведке, мы в вылазке, ночью, определяли часового
Каждая армия пахнет по-своему. У Красной – специфические запахи: гуталин, махорка, оружейная смазка, хозяйственное мыло и много чего еще, что можно встретить только у нашего солдата.
Немцы пахнут ваксой для сапог, сигаретами, нередко – одеколоном, который наши солдаты часто и в глаза не видели, иной едой. Словом, немецкие офицеры и солдаты пахли совсем не так, как наши. Вот этот чужой запах и уловил якут Обиров.
Одна закавыка – запах долго не держится. Я не знаю, как в подземелье, а в землянке – не более часа. Значит, это не от тех немцев, что уже несколько дней тому назад отсюда ушли. Похоже, по подвалу ходил немец, причем недавно! И не думаю, что он хотел сделать нам подарок. Ну что ж, придется усилить бдительность – где-то здесь скрывается человек с неизвестными нам намерениями.
Несколько часов мы бродили по ходам подземелья. Было оно обширным и извилистым, ход то плавно уходил вниз, то продолжался ступеньками вверх. Но в течение всего дня нам так никто и не попался – даже тени не мелькнуло.
Мы остановились тогда, когда закончился кабель в катушке, а там его – несколько километров. Пошли назад, сматывая кабель на катушку. Выбрались через лаз и увидели, что на дворе уже стемнело.
Мы поужинали. Бойцы улеглись спать, а я начал с лейтенантами разглядывать наши записи, наносил ходы, сделанный экспромтом план подземелья. И такая картина начала вырисовываться: оказывается, до сих пор мы исследовали ходы под стенами. На схеме – в центре ее, как раз под особняком, оставалось белое, неисследованное пятно. В это не верилось, но ходов под домом мы не нашли – ни одного левого ответвления, ведущего под строение! Странно. Может – взорвать его к чертовой матери? Ладно, еще день-два поищем, время пока терпит. Если же так ничего и не найдем, придется ехать к полковнику с повинной головой. Хотя я сразу предупреждал своего начальника, что сомневаюсь в успехе.
Утром мы снова отправились в поднадоевшее уже всем подземелье. Катакомбы одесские
Но сегодня все пошло не так. На одном из переходов, когда я делал записи на бумаге, передо мной громыхнул выстрел. Я инстинктивно упал на пол и выхватил пистолет. Стрелял Обиров. Он напряженно вглядывался вперед – в темень, шаря лучом фонаря по стенам.
– Ты чего стрелял?
– Тень вдали мелькнула, я и выстрелил.
– Какая такая тень? – подал голос Мамедов. – Тень бывает, когда светло, а тут темно совсем.
– Мамедов, пойди, посмотри – что там? Только будь осторожен! – тихо сказал я бойцу.
Мамедов прижался к стене, чтобы не перекрыть Обирову сектор обстрела и самому не попасть под ответный выстрел, и медленно двинулся вперед. Луч его фонаря, перескакивая со стены на пол и обратно, постепенно удалялся.
– Товарищ капитан! Есть! Человек тут – гражданский!
Мы с Обировым быстро пошли по ходу к Мамедову.
В пяти метрах от него, щурясь от света фонаря, сидел пожилой мужчина в гражданской одежде. Руками он зажимал рану на ноге.