Смерть демона (сборник)
Шрифт:
– Не думаю, это не в их власти. Они не могут помешать вам получать ежемесячно пятьдесят фунтов вашей жены в случае ее смерти, – возразил инспектор Хилл. – Единственное, чего они, несомненно, могли вас лишить, так это прав на наследство, полагающееся Алисии после кончины.
Сидней достал еще одну сигарету. Инспектор Брокуэй стоял, прислонившись к письменному столу, и слушал.
– И потом, – в задумчивости проговорил инспектор Хилл, держась на своем стуле очень прямо и положив ногу на ногу, – Полк-Фарадейсы считают, что вы слишком уж старались убедить всех, что не знаете, когда вернется ваша жена, и, что если она вернется, то очень нескоро, не раньше, чем через несколько месяцев.
– Да, я говорил так, когда меня спрашивали.
– А не говорили ли вы это специально?
– Нет.
– Полк-Фарадейсы утверждают обратное.
Уж не приехала ли в Лондон и Хитти, подумал Сидней, носразу решил, что нет, ей не с кем было оставить детей. Вероятно, Алекс говорил это все и «от ее имени» тоже.
– Нет, Полк-Фарадейсы заблуждаются.
– Хорошо, тогда еще один вопрос. (Инспектор Хилл заглянул в свои записи.) Ваши друзья Инес Хаггард и Карпи Данн, мистер Полк-Фарадейс, кажется, тоже с ними знаком. Он сказал мне, что переговорил с ними, и они рассказали, как однажды в субботу приезжали к вам на пикник. Ваша жена тогда отсутствовала уже три недели. Если верить мистеру Полк-Фарадейсу, вы говорили им, как впрочем, и всем остальным, что ваша жена находится у своей матери в Кенте. А когда миссис Хаггард сказала, что пыталась связаться с вашей женой и позвонила в Кент, ее мать даже не знала не только, где та находится, но и что она вообще собиралась к ней приехать. У вас же при этом был вид человека, застигнутого врасплох.
– Врасплох? Нет, я был просто удивлен, ведь моя жена говорила, что едет к матери.
Инспектор Хилл откинулся на своем стуле и посмотрел на Сиднея. Сидней сделал то же самое и скрестил руки на груди. Он представил себе Алекса, возбужденного, с выпученными глазами, взахлеб расписывающего все, что он знает о Сиднее, инспектору Скотланд-Ярда. Образ его представился Сиднею на удивление четким, но, к сожалению, немым, как в телевизоре с выключенным звуком.
– А мистер Полк-Фарадейс рассказал вам о «Лэше», о телесериале, который мы сочиняем с ним на пару?
– Нет, – ответил инспектор Хилл.
– Вот как? А ведь дело-то именно в нем. На телевидение уже приняли шесть серий сценария, и мистер Полк-Фарадейс на днях предложил мне поделить гонорар: сорок процентов мне, шестьдесят – ему вместо пятидесяти процентов каждому, как предусмотрено в контракте. Я думаю, мистер Полк-Фарадейс вообразил себе, он ведь тоже писатель, что чем больше подозрений наведет на меня, тем легче ему будет меня устранить. Я-то думал, инспектор Брокуэй сказал вам об этом.
Сидней покосился на мистера Брокуэя.
– Нет, он ничего не сказал, И мистер Полк-Фарадейс тоже.
Конечно, я понимаю теперь, что именно вам не нравится в поведении мистера Полк-Фарадейса, но… признаете ли вы в общем, что его заявления соответствуют истине?
Сидней поерзал на стуле.
– Они сильно преувеличены… Это были шутки, а Алекс, кажется, изобразил их как серьезные заявления с моей стороны.
Инспектор Хилл улыбнулся снова и потер подбородок.
– Я, признаться, весьма ценю писательское воображение, – заметил он. – Вот только что я ознакомился с вашей тетрадкой… в ней вы, я позволю себе предположить, излагали идеи, а не реальные факты.
Идеи… факты… Сидней провел ладонью по лбу.
– Рассказ об убийстве там вымышлен с начала до конца. Можно сказать, что тетрадка содержит лишь одни идеи, и это отнюдь, не дневник, где изложены факты.
– Но, признайтесь, что вовсе небезопасно в вашем положении писать подобные вещи.
– Я ни минуты не предполагал, что кто-нибудь, кроме меня, прочтет мои записи. Поэтому и носил тетрадку всегда при себе. Я лишь случайно вынул ее тогда вместе с бумажником.
Сидней подумал тут же, что это могла быть фрейдистски истолкованная оплошность убийцы. Он облизнул губы, ему захотелось пить.
– Допустим, что вы говорите правду, но все же, мы должны будем оставить тетрадку у себя, пока все не прояснится, – сказал инспектор Хилл. – Все осложняется тем, что вы говорили все это еще и мистеру Полк-Фарадейсу… Кстати, вы больше никому об этом не говорили?
– Нет. В таком духе шутим только мы с Алексом.
– И все-таки странно, что ваша жена уехала так надолго. Раньше она так долго не отсутствовала, если не ошибаюсь?..
Кажется, они ждали, что он где-то не выдержит и совершит оплошность, отвечая на один из подобных вопросов.
– Нет, вы не ошибаетесь, – отвечал Сидней.
«Вы, вы убили ее», почти буквально читал Сидней в спокойных глазах инспектора Хилла. Полицейский, это было ясно видно, вновь и вновь перебирал в голове все подозрения против него, изложенные миссис Снизам… А Алисия тем временем спала с Эдвардом Тилбери.
– Если вы думаете, что я убил ее, почему вы не найдете ее? На земле или под землей? – в тон инспектору спокойно проговорил он.
– Мы ищем, ищем. Это ведь совсем не просто, как вы могли уже заметить.
– Вы ищете, а я тем временем подвергаюсь нападкам какого-то там Полк-Фарадейса. Для меня это тоже нелегко, инспектор.
– Газеты, по крайней мере, ничего не пишут об этих нападках. Это не наши методы. (Инспектор Хилл бросил взгляд на своего коллегу, который внимательно и молча слушал их беседу.) С другой стороны, вы ведь сами делаете все, чтобы вызвать против себя подозрения, я имею в виду не только тетрадь. Кстати, мистер и миссис Снизам не подозревают о ее существовании. А бинокль? Ваша соседка, миссис Лилибэнкс, сообщила инспектору Брокуэю, что вы показались ей очень смущенным, когда увидели у нее бинокль, и услышали, что она видела вас в то утро с ковром на плече.
– Но ведь вы уже нашли ковер.
– Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, мистер Бартлеби. Почему вы смутились, узнав, что миссис Лилибэнкс видела вас в бинокль?
– Потому что знал, что она при этом подумала.
– Это так? – строго спросил инспектор. – А почему, по-вашему, миссис Лилибэнкс должна была подумать именно так?
– Вначале я так не думал, но поскольку моя жена не написала миссис Лилибэнкс, хотя та, кажется, ждала от нее письма, я стал догадываться, о чем она думает.