Смерть демона (сборник)
Шрифт:
Эстер опустила руки и отвернулась от зеркала.
– Говорят, она умирает.
– Она уже не первый год умирает, – грубо сказал Гэлловей. – А кто тебе это сказал?
– Гарри.
– Гарри – торговец таблетками. Ему нравится думать, что все вокруг умирают.
– Рон!
– Мне не хочется быть невежливым, но, если я тотчас не тронусь в путь, я заставлю ребят дожидаться меня в охотничьем домике.
– Сторож их впустит.
– Даже в этом случае я, как хозяин, должен прибыть туда первым.
– Они займутся выпивкой и не обратят на это внимания.
– Ты во что бы то ни стало хочешь затеять спор?
– Нет. В самом деле не хочу. Пожалуй, мне просто хочется поехать с тобой.
– Ты же не любишь рыбалку. Только и стонешь, как тебе жаль бедных рыбок, которые не заслужили, чтобы им всаживали крючок в глотку.
– Хорошо, Рон, хорошо. – Эстер как-то нерешительно подошла к мужу, положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку. – Желаю тебе приятно провести время. Не забудь попрощаться с мальчиками. Может, в другой раз поедем вместе.
– Может быть.
Когда Эстер выходила из спальни мужа, вид у нее был немного грустный, будто она заразилась от Телмы спиритическим духом и предчувствовала, что другого раза не будет, да и на этот раз что-то не так.
Гэлловей минутку постоял в дверях, прислушиваясь к шелесту платья и стуку каблучков, приглушенному ковровой дорожкой на лестнице.
И вдруг, сам не зная почему, он громко и торопливо позвал жену:
– Эстер! Эстер!
Однако входная дверь уже захлопнулась за ней, и Гэлловей почувствовал облегчение от того, что она его не услышала, ибо он и сам не знал, что собирался ей сказать. Зов его вырвался из недоступной ему части его сознания, он не мог сообразить, почему и для чего позвал Эстер.
Рон прислонился к косяку двери, у него кружилась голова, и он тяжело дышал, словно проснулся, задыхаясь от кошмара, содержание которого забыл, а физические симптомы испуга остались.
"Я болен, – подумал он. – Незачем ей было так на меня наскакивать. Я болен. Пожалуй, лучше бы остаться дома и вызвать врача".
Но по мере того как дыхание восстанавливалось, а головокружение ослабевало, Рон начал думать, что во враче практически нет необходимости, ведь рядом с ним будет Гарри. Гарри работал в фармацевтической компании, карманы его были набиты всякими таблетками, а портфель – буклетами о новомодных фармацевтических средствах, о которых врачи порой узнавали только от него или из предлагаемых им буклетов. Гарри был щедр на патентованные средства, диагнозы и предписания. И случалось, он помогал лучше дипломированного врача, так как не был подвержен влиянию учебников по медицине, врачебной этики и не очень-то осторожничал, так что иногда назначенное им лечение давало быстрые результаты. Эти случаи и оставались в памяти его друзей.
"Гарри даст мне какие-нибудь таблетки, – сказал себе Гэлловей, и эта мысль сама по себе его успокоила. – У Гарри есть таблетки против чего угодно, даже против необъяснимых призывов к собственной жене: "Это все нервы, старина. Наша компания только что выпустила в продажу чудесный препарат..."
Гэлловей перекинул утепленную куртку через руку, взял охотничью сумку и вышел в прихожую, чтобы пойти попрощаться с детьми. Оба мальчика, судя по всему, были уложены спать: дверь их спальни была открыта, горел ночник. Но в комнате слышался приглушенный яростный шепот:
– Мама сказала, пусть песик спит сегодня со мной. Отпусти его.
– Нет, нет и не подумаю.
– Я позову Энни.
– А я ей расскажу, что ты меня ущипнул. Расскажу и Энни, и миссис Браунинг, и старому Рудольфу, и моей учительнице из воскресной школы.
– Может, расскажешь и мне? – спросил Гэлловей, щелкнув выключателем.
Мальчики замолчали и удивленно уставились на него. Не часто им приходилось видеть отца, и когда они заметили, что у него в руке охотничья сумка, не могли сразу решить, приехал он или уезжает.
Грег, семилетний оппортунист, быстрей принял решение:
– Папа приехал! – закричал он. – Ура, ура, папа приехал! Что ты мне привез, папа, привез что-нибудь?
Гэлловей отступил, словно его толкнули в грудь.
– Я не уезжал.
– Значит, сейчас уезжаешь?
– Да.
– Но раз ты уезжаешь, значит, вернешься?
– Да, я надеюсь.
– А когда вернешься, привезешь мне что-нибудь?
Щеки Рона вспыхнули, уголок рта задергался в нервном тике. "Так вот что я значу для них, – подумал он. – И для Эстер. Я тот, кто что-то им привозит".
– Ты и всем можешь что-нибудь привезти, – сказал Марвин, которому было пять с половиной лет. – И Энни, и миссис Браунинг, и старому Рудольфу, и моей учительнице из воскресной! школы.
– Наверное, могу. А чего, по-твоему, им хочется?
– Собачек. Все любят собачек.
– Все? Ты в этом уверен?
– Я их спрашивал, – соврал Марвин, нажимая на слово "спрашивал". – Я каждого спрашивал, какой подарок лучше всего, и каждый отвечал: собака. – В доказательство своей правоты он подбежал к кровати брата и обнял лежавшую на одеяле маленькую таксу. Песик давно привык к подобным проявлениям любви и преспокойно продолжал жевать уголок одеяла. – Любому хочется, чтобы каждый вечер с ним спал песик вроде Пити, всем этого хочется, даже старому Рудольфу.
– А Рудольф говорит, что собака выкапывает ямки в клумбах.
– Это не Пити. Это я их выкапываю. Целый миллион ямок за неделю.
Гэлловей грустно улыбнулся.
– Это очень большая работа для маленького мальчика вроде тебя. Ты, должно быть, очень сильный.
– Пощупай мои мускулы.
– И мои тоже, – сказал Грег. – Если захочу тоже выкопаю миллион ямок за неделю.
Рон не спеша пощупал мускулы у того и другого, и в эту минуту в дверях детской показалась Энни, служанка, присматривавшая за детьми. Днем она носила синее платье с белым фартуком и чепцом и выглядела строгой, чопорной и респектабельной. Но в этот вечер Энни собиралась на свидание, поэтому принарядилась и сделала макияж, так что ее с трудом можно было узнать: губы от помады стали толще, брови выгнулись тонкими черными дужками, а глаза прятались под накладными ресницами.
– О, это вы, мистер Гэлловей. Я-то подумала, мальчики одни и, как всегда, не могут поделить собаку.
– Скоро им не придется больше спорить насчет Пити. Мне велено привезти им еще одну собаку, когда я вернусь.
– Вот оно что!
– Вы, конечно, тоже хотите, чтобы я привез вам какой-нибудь подарок, Энни? Все остальные хотят.
Она посмотрела на него удивленно и неодобрительно.
– Благодарю вас, сэр, но я довольна своим жалованьем.
– Я уверен, вы могли бы что-нибудь придумать, Энни, если бы захотели. Может, ожерелье? Или флакончик духов, аромат которых бросался бы в нос местным кавалерам?