Смерть диверсантам и шпионам!: Правда о СМЕРШе
Шрифт:
…Побеседовав накоротке со своими людьми, я уже мог знать, кто вынашивал изменнические или дезертирские намерения, каково вообще моральное состояние личного состава и т. д. По этим данным давалась соответствующая информация командиру и комиссару батальона для принятия необходимых мер, если в этом была нужда.
Если кто-то вынашивал изменнические намерения с целью бегства к противнику, то этого человека убирали с переднего края и переводили в тыл батальона, чтобы не допустить измены.
Одно время ко мне стали поступать
На всю жизнь мне запомнилось 9 апреля 1942 года. В этот день войска Крымского фронта перешли во всеобщее наступление. Наступление окончилось неудачей, мы понесли тяжелые потери. Воевать как следует мы тогда еще не умели. Боевое настроение войск не отвечало условиям тогдашней войны.
Командующий фронтом Д. Козлов был неплохим боевым генералом, но его подмял под себя член Военного совета Л. Мехлис, который был очень неважным стратегом. Нечеткое противоречивое руководство отрицательно сказалось на ходе боевых действий.
Наш батальон входил в состав 13-й стрелковой бригады, известной тогда всему фронту. В наступлении бойцы батальона проявили отвагу и мужество. Но противник вел интенсивный огонь всеми огневыми средствами. С большим трудом комиссару батальона и мне удалось поднять личный состав в атаку. В этот момент на наши позиции, по ошибке, обрушился огонь артиллерии и нашей бригады. Как впоследствии выяснилось, начальник артиллерии бригады был пьян и не мог управлять огнем. На следующий день он был расстрелян перед строем начальником Особого отдела бригады Нойкиным. Наш батальон понес большие потери — около 600 человек убитыми и ранеными, причем до немецких позиций наши цепи так и не дошли. В ходе атаки мне и еще одному солдату удалось добежать до немецкого ограждения. К тому времени атака захлебнулась, и нам целый день пришлось пролежать в воронке от крупнокалиберного снаряда — дожидаться, пока стемнеет. С наступлением темноты нам удалось вернуться в расположение батальона, вернее, того, что от него осталось. В этот раз я был сильно контужен в голову, но в госпиталь не пошел. Головокружение, рвоту, общую слабость перенес на ногах под наблюдением батальонного фельдшера.
Что касается больших потерь, понесенных батальоном, то в какой-то степени это объясняется неправильным боевым построением. Вот, скажем, батальон идет в атаку. Две роты впереди, а третья рота у них в тылу, на небольшом расстоянии. В этих ротах два взвода впереди, а третий — сзади. То же с отделениями. Получается эшелонирование личного состава в глубину.
Те солдаты, что бегут сзади, не могут стрелять, так как впереди свои. А первая, важнейшая цепь солдат получается необоснованно разреженной.
Противник же бьет из орудий и минометов, квадратно-гнездовым способом (как мы тогда говорили) по всей площади расположения батальона, и солдаты гибнут в массовом количестве, порой не сделав ни одного выстрела.
Уже потом, где-то в сентябре 1942 года, когда наши войска вели бои под Сталинградом, был приказ И. Сталина об изменении построений боевых порядков пехоты при наступлении. Дела сразу пошли намного успешнее, значительно меньше стало бесполезных потерь.
Следует заметить, что в составе Крымского фронта было много представителей кавказских народов, среди них армян, грузин, азербайджанцев. Особенно плохо воевали последние. Многие из них дезертировали в массовом порядке.
На вопрос:
На фронте азербайджанцев презрительно называли «ялдашами», хотя это слово по-азербайджански обозначает «товарищ».
8 мая 1942 года в наступление на нашем участке фронта перешли уже немецкие войска. Авиакорпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга нашего фронта. Был пасмурный дождливый день, казалось, все было смешано и уничтожено. В этот узкий участок немецкое командование пустило свои танки. Так как весь фронт по протяженности составлял всего 21 километр, то танки быстро вошли в тыл всего фронта, порвали линии связи, которые в большинстве своем были проводными и обеспечивались так называемыми КШР (кабельно-шестовыми ротами).
Командование не только полков, дивизий и армий, но и фронта в целом потеряло управление войсками. А нет управления — нет армии. Началось беспорядочное отступление и массовое бегство в направлении Керчи — к Керченскому проливу. Это была страшная и тяжелая картина.
Наш 3-й батальон 13-й отдельной стрелковой бригады отходил последним, более или менее организованно. Никогда не забуду, как в районе Кенегеза (татарское название населенного пункта) мы увидели наши брошенные тяжелые гаубицы и много-много штабелей со снарядами. Личного состава не было. Боевые позиции были оставлены. И такая картина была всюду, по всему фронту.
По моему настоянию командир батальона капитан Перевертай дал команду занять оборону на одной из сопок. Хорошо было видно, как шли на нас немецкие цепи. Шли спокойно. Кто-то поднимал что-то с земли, кто-то отшвыривал банку, кто-то оправлял амуницию, и тем не менее непрерывно стреляли, но пули были на излете и вреда не приносили. Слева и справа обходили сопку немецкие танки, обстреливая нас болванками (видимо, не было снарядов).
Болванки летели низко, с противным визгом. Создавалось впечатление, что вот-вот они ударят тебя по коленям. И тут среди личного состава началась паника.
Смотрю, побежал один солдат, потом поднялись и побежали сразу трое, потом стали подниматься и бежать еще более многочисленные группы.
Командир батальона Перевертай сидел на каком-то камне растерянный, безучастный, с отсутствующим взглядом. Губы у него пересохли, и он судорожно облизывал их языком. Я подскочил к нему, схватил за грудки:
— Ты что? Именем советской власти, расстреляю, если не возьмешь себя в руки!
Конечно, я не думал его расстреливать (хотя право такое имел), мне надо было вывести его из шокового состояния, из прострации. Задержал возле нас одного, второго, третьего из бегущих бойцов. Они залегли, стали отстреливаться. Перевертай встрепенулся, пришел в себя. Вскоре возле нас залегло уже несколько десятков человек. Бег прекратился. На наши позиции возвращались люди, бежавшие ранее (те, что остались в живых). Положение было спасено. До Керчи наш батальон отходил с боями, но на подходе к городу под непрерывными ударами он распался.