Смерть диверсантам и шпионам!: Правда о СМЕРШе
Шрифт:
В пути, как могли, помогали друг другу и решили не расставаться. Оказалось, что она пошла на фронт добровольно, молоденькой девчушкой. Была младшим лейтенантом «Смерш». Имела боевые награды.
Поженились уже в Берлине, в мае 1946 года, когда открылось советское консульство, где можно было зарегистрировать наш брак. Никаких поздравлений, цветов, застолья не было. Помню, зашли с ней в недавно открытый в Берлине ресторан для советских офицеров.
Ресторан очень скромный — и по интерьерам, и по меню. Я выпил там рюмку водки, она — бокал шампанского. От души поздравили друг друга.
Полина
Полина Ивановна помнит, что в детстве за неимением игрушек она играла золотым песком, пересыпая его из мисочки в туесок, из туеска в стаканчик…
Член РСДРП еще с дореволюционных времен, руководитель крупнейших золотоискательских артелей, добывавших золото десятками и сотнями килограммов, ее отец не имел ни своего дома, ни квартиры.
— Я человек честный, и мне по уставу не положено, — отшучивался он в ответ на случавшиеся замечания жены.
…С тех пор мы живем с Полиной Ивановной уже более 60 лет. У нас два сына — Юрий и Вячеслав, оба полковники, внук и две внучки. Семья у нас очень дружная.
Иной раз сравниваю наше скромное бракосочетание с теперешними и удивляюсь огромной разнице. Теперь во время свадьбы приняты торжественные поздравления, цветы, дорогие подарки и роскошные лимузины… Апогеем свадебного торжества является застольное бдение, порой на 200–300 человек.
Смотришь, а через полгода недавние молодожены уже и развелись.
На Варшавском направлении
До Варшавы мы ехали несколько дней, хотя для наших эшелонов везде был зажжен зеленый свет. Проезжали в основном по территории Украины, а потом Белоруссии. До этой поездки я ни разу не был в тылу, все время на фронте.
По пути нашего движения мы с удивлением и горечью рассматривали разоренные города, разбитые населенные пункты, сгоревшие деревни.
Когда эшелон останавливался на какой-нибудь железнодорожной станции, вагоны обступали толпы голодных, плохо одетых людей, подчас с маленькими детьми.
Все эти недавно освобожденные люди просили хлеба. Мы раздали все, что у нас было. В Молдавии нас хорошо снабдили помидорами, яблоками, грушами, виноградом. Вначале мы отдавали яблоки и виноград целыми ящиками. Но количество голодных просящих людей не уменьшалось, а наши запасы иссякали. Вынуждены были раздавать по одной груше, по одному яблоку. Раздали и все личные сухие пайки. В общем, по дороге раздали все, что было.
Проезжая по территории Белоруссии, с удивлением рассматривали целые ряды ограждений из колючей проволоки, выставленные вокруг железнодорожных мостов. Эти заграждения были сооружены немцами, боявшимися нападения партизан.
В то время еще ничего не было известно о героических защитниках Брестской крепости, но мы тем не менее, будучи в Бресте, посетили знаменитую цитадель.
На территории Польши части 5-й ударной армии находились южнее Варшавы, на известном
Бои были жестокие и упорные. Особенно напряженные сражения проходили в предместье Варшавы — Праге.
В Польше полегло 400 тысяч наших лучших воинов.
Задачи «Смерш» и военной контрразведки в принципе оставались теми же, что и в ходе боевых действий на территории Советского Союза. Так как готовилось крупное наступление, то особое внимание было обращено на сохранение в строгой тайне подготовки к этому наступлению. Особенно нас волновали возможные случаи измены. Не случайно командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин лично мне поставил задачу: не допустить ни одного случая измены Родине при подготовке частей Красной Армии к наступлению на Варшавско-Берлинском направлении в январе 1945 года.
Декабрь 1944 и первую половину января 1945 года я непосредственно находился в боевых частях армии на переднем крае и организовывал работу по недопущению измены Родине. Как я указывал выше, в итоге нашей работы ни одного случая измены Родине на участке 5-й ударной армии не было, что существенно повысило внезапность нашего наступления на немцев.
Запомнилась работа по задержанию крупного военного преступника, проведенная в то время. Во время нашей работы в войсках 5-й ударной армии на Магнушевском плацдарме был установлен некий рядовой Петров — якобы радист немецкого разведоргана, действовавший в городе Херсоне. Был известен адрес дома в Херсоне, где он проживал. Для проверки того, действительно ли мы имеем дело с разыскиваемым агентом, в Херсон была послана фотография Петрова с целью его опознания хозяйкой дома, где он жил. Хозяйка его опознала. С целью недопущения его перехода к немцам он был задержан на двое суток.
Стали его допрашивать (тогда разрешалось допрашивать без возбуждения уголовного дела), и при этом выяснилось, что во время оккупации он все время был в Белоруссии. Выходит, что раз он вообще не был на Украине, то никак не мог быть в немецком разведоргане в городе Херсоне. Возникло сложное положение. Что делать? Как быть? Освобождать опасно и арестовывать нельзя.
Я решил его допросить сам. В ходе допроса неожиданно задал вопрос: не имел ли он второй фамилии? Вижу, что допрашиваемый заколебался, смутился. В конце концов он признал, что имел уличную кличку Бобок.
Товарищ, к которому я обратился с просьбой проверить это имя по разыскным книгам, перезвонил мне через несколько минут и, захлебываясь от радости, сообщил:
— Есть, есть такое имя! Есть Бобок!
Выяснилось, что Бобок проходит по розыску как человек, действительно живший в Белоруссии, где был в партизанском отряде. Из отряда он бежал к немцам, выдал им партизанские базы и людей, был принят на службу в качестве полицейского, принимал участие в расстрелах советских граждан, дослужился до должности заместителя начальника районной полиции. В ходе наступления советских войск в Белоруссии бежал вместе с немецкими войсками в район Кенигсберга.