Смерть диверсантам и шпионам!: Правда о СМЕРШе

Иванов Леонид

…В октябре 1944 года вместе с начальником контрразведки «Смерш» 5-й ударной армии полковником Н. М. Карпенко и старшиной водителем (к глубокому сожалению, годы стерли из памяти его фамилию) мы ехали на «виллисе» по безлюдной и мрачной лесной дороге в направлении Ковеля в штаб армии.

Ехали мы довольно долго, в машине было жарко, и нам дружно захотелось пить. Заметили водителю, чтобы он был повнимательнее, и вскоре увидели неподалеку добротный и прочный дом, прилепившийся у самых комлей гигантских стволов. Мы остановились метров за 50 в кустарнике и направились к дому. Перед этим проинструктировали водителя, вооруженного автоматом, чтобы в случае стрельбы или при каких-либо иных подозрительных

обстоятельствах он немедленно проникал в помещение и действовал по обстановке.

Зайдя в дом, мы встретили мрачного бородатого лесника с недобрым взглядом. Поздоровались, попросили воды. Тот на странном языке, состоявшем из русских, польских, украинских и немецких слов, заметил, что за водой он должен ненадолго выйти из дома. Мы согласились.

Через несколько минут он вернулся, а следом за ним быстро и решительно вошли два здоровенных, заросших мужика в грязных тулупах и без лишних слов навели на нас винтовки. Затем коротко потребовали лечь на пол.

Пришлось подчиниться: такой оборотистости от нашего бородатого хозяина мы не ждали. Чтобы затянуть время, я стал говорить, что воюем вместе за Украину, за ее освобождение, что был на защите Одессы с первого до последнего дня, что совсем недавно освобождал ее, что мой начальник украинец, носит украинскую фамилию Карпенко, что румыны отняли часть украинской территории, назвав ее Транснистрия.

Внимательно прослушав мою довольно длинную тираду, они, нерешительно переглянувшись, заметили, что являются совсем маленькими людьми, что отведут нас в лес, ну а там начальство пусть разбирается.

Смысл моих речей состоял, конечно же, в затяжке времени, в том, чтобы наш водитель, оставшийся в машине, заподозрил неладное и, вспомнив полученные инструкции, вошел в дом.

Так и произошло. Водитель наш видел, как из дому вышел лесник, а через несколько минут вернулся обратно в сопровождении двух вооруженных людей. Внимательно осмотревшись и сняв автомат с предохранителя, он вбежал в дом и, увидев нас на полу, а двух заросших мужиков — с винтовками в руках, понял, в чем дело, и автоматной очередью закончил дискуссию. Мы тут же вынули личное оружие и бросились вон из зловещей хаты, залегли по разные ее стороны и некоторое время внимательно наблюдали за прилегающим лесом.

Не заметив ничего подозрительного, мы от всей души поблагодарили нашего водителя-спасителя и, оставив его на улице для наблюдения, вернулись в дом. Обыскав убитых и скромное убранство, мы нашли много интересного по нашей части: инструкции — как нападать на отдельных красноармейцев, как нарушать линии связи, минировать здания и технику, строить схроны и т. д. Нашли также несколько красноармейских книжек и справок: кто-то был не столь удачлив при встрече с бандитами.

По прибытии в штаб мы немедленно и подробно доложили о случившемся. Обстоятельствами дела заинтересовался и сам командующий армией генерал Н. Э. Берзарин. Тем более, что похожие случаи уже происходили в последнее время. Он наградил нашего водителя медалью «За отвагу» и послал во все части армии шифротелеграмму о повышении бдительности, исполнении охраны спящих бойцов, о повышении внимания при задержании подозрительных личностей, был изложен и целый ряд других специальных требований.

Наш толковый и отважный водитель вскоре был направлен на учебу, а я его потерял, о чем до сих пор жалею.

Запомнилось, что мы выезжали в село Вулька-Родощинская, где на ночлег останавливалось отделение из семи человек, и все они были убиты. По целому ряду прямых и косвенных свидетельств стало ясно, что эти и многие другие преступления — дело рук оуновских бандитов.

Органы «Смерш» по своей линии всемерно, насколько позволяли силы и обстановка, усилили борьбу с бандитизмом.

В

январе 1945 года войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление. Сразу же были достигнуты большие боевые результаты.

Вскоре после тяжелых боев была освобождена Варшава. Без оперативной паузы наступление развивалось ускоренными темпами. За день советские войска продвигались порой на 50–70 километров.

Обращало на себя внимание то обстоятельство, что польское население не проявляло тех положительных эмоций и беспредельной радости, которые мы наблюдали при освобождении советских городов. Зато наши войска дружно и восторженно приветствовали люди, освобожденные из концентрационных лагерей: французы, бельгийцы, югославы… Они двигались обычно вместе, колонной, кто с мешком на спине, кто с коляской, кто на велосипеде. Надо было видеть их восторженные лица, худые руки, сжатые в кулаки и поднятые к плечу, приветствия, несшиеся к нам сквозь топот и лязг, на всех языках Европы.

Вскоре после освобождения Варшавы из контрразведки «Смерш» фронта поступило указание собрать данные о реакции поляков на вход на их территорию советских войск. Эти данные требовались для личного доклада начальника ГУКР «Смерш» B. С. Абакумова И. В. Сталину.

Задача была трудная. С кем говорить о настроениях и как? Мешал к тому же языковой барьер.

Посоветовавшись, мы решили разделить нашу задачу: кто-то из наших товарищей говорит с рабочими, кто-то с крестьянами, кто-то с интеллигенцией и т. д. Я выбрал себе миссию побеседовать с ксендзами и представителями молодежи.

В итоге этих наших действий получилась довольно пестрая картина: некоторые поляки положительно отнеслись к входу советских войск на их территорию, некоторые настороженно. Восторга, в общем, не высказывал никто.

Один молодой человек, с которым я беседовал, мне прямо заявил:

— Зачем вы пришли в Польшу? Мы и без вас бы обошлись.

При этом высказал несколько нелестных фраз в адрес русского народа. Я понял, что имею дело с врагом, и дал ему резкий аргументированный отпор. Мне показалось, что, несмотря на свою антисоветскую ориентацию, поляк был потрясен сутью моих слов. Большинства приведенных мною аргументов он просто не знал.

Замечу, что к началу боевых действий на Курской дуге в немецких дивизиях, среди «хиви» — добровольных помощников-военнослужащих, подавляющее число составляли поляки — от 10 до 30 % личного состава.

Тогда я еще не знал, что в боях за освобождение польских земель погибло более 400 тысяч солдат и офицеров Красной Армии!

Очень дорогой ценой досталось нам освобождение Польши.

Все собранные нами тогда сведения были обработаны и отправлены в управление «Смерш» фронта.

Интересно, что вскоре после освобождения Польши я был награжден польской большой серебряной медалью «Храбрым на поле боя».

Не может не удивлять поступок Президента РФ В. В. Путина, когда он при посещении Польши в январе 2002 года возложил букет к памятнику аковцам. За что, спрашивается, им такая честь? Видимо, плохо работают советники президента, некачественно.

«Армия Крайова» формально создавалась польским эмигрантским правительством во главе с Миколайчиком в Лондоне. Фактически она создавалась на средства и при активном участии американо-британских и иных капиталов.

Никакой борьбы с немцами эта армия не вела, если не считать Варшавского восстания, поднятого Бур-Комаровским 1 августа 1944 года, стоившего жизни тысячам польских патриотов и заранее обреченного на провал. На линии фронта аковцев никогда не было. А вот «Смершу» они хлопот доставляли много.