Смерть его игрушка + эпилог
Шрифт:
То, что он сказал после этого, было ещё страшнее.
Он велел послушать стюардесс - они объяснят, как себя вести.
Я отвернулась к иллюминатору, чтобы слёзы текли незаметно.
– Даша!
– сердито окликнул меня Роман.
– Сядь прямо. Так. Теперь, - он силой отнял руки от моего лица, - защити ими голову. Сядь, как показывают. Вот. Расслабься, чтобы не повредить чего при ударе о землю. Дыши глубоко, возможно придётся задержать дыхание. Ничего не бойся. Я знаю, как себя вести - уже падал в самолётах.
Сердце ёкнуло. Надежда?..
– Ты
– Конечно. Но это правда.
Так, стоп. Его и машина сбивала.
– А ты выжил при падении самолёта?
– спросила я, всё ещё сидя по инструкции.
– Выжил и спас второго пилота. Дыши. Не волнуйся. Хочешь, я тебе расскажу, как в войну летал на истребителе?
– В какую войну?
– я на минуту забыла, где нахожусь, и что происходит.
– Вторую мировую.
– А за кого ты воевал?
– Против фашистов, - он опять смеётся. А что, мало ли?
Самолёт бросало с крыла на крыло, и я уже чувствовала, как салон качает и трясёт.
И внезапно свет погас, и меня рвануло вверх.
Послышались крики и грохот, но я зажмурилась, пригнулась и прикрыла руками голову. Что бы там не говорил Роман, было очень страшно.
– Не сядем, - с досадой сказал тот. Оптимизма это не добавило. Он что-то ещё говорил, но я не слышала.
Целая вечность диких перегрузок и удар, вытрясающий душу.
40.
Шумно и пахнет дымом.
Дикая боль во всём теле вызвала шок, следующие минуты тянутся, как в тумане. Роман одним движением расстёгивает на мне ремень, потом, кажется, на себе. Перегибается через меня и прижимает ладони к обшивке.
Скрежет добавляет хаоса в окружающее пространство. Толстая стенка буквально вылетает куском наружу.
Кажется, я взвизгнула.
Шквал холодного и мокрого ветра врывается в салон. Роман перепрыгивает через меня, хватает на руки. Прыгает вниз, на крыло, и тут же на землю.
– На!
Он суёт мне в руки сумку и тащит прочь - по пустому полю. Где это мы?
Через некоторое время он опускает меня на землю. Теперь можно оглядеться.
Когда-то жизнерадостный зелёный, аэробус местами почернел. В середине валил густыми клочьями дым. Мгновение - и сквозь мелкий дождь прорвалось пламя.
Господи!
– Роман, там же люди!
Он обнял меня и поцеловал в висок:
– Они, скорее всего, погибли.
Я вздрогнула всем телом.
– Если мы живы, то кто-то ещё мог!
– Возможно, - он пожал плечами.
– Но они сгорят заживо!
– я готова была разрыдаться.
– Ром, пожалуйста! Сделай что-нибудь! Ну хоть кого-то!
И я всё-таки заплакала. Половина салона - это очень много людей. Были дети.
– Даша, Даша, ну что ты!
– нежно сказал он.
– Я сделаю, как ты хочешь.
Он вскинул вверх, во влажное тяжёлое небо руку и сделал ей закручивающий жест. Почти за мгновение на горящий остов самолёта хлынул шквал воды. Это не был ливень - как будто разверзлись хляби небесные. Небо пропиталось молниями, их грохот почти слился
Роман взял меня за руку:
– Пойдём. Огня больше нет, о людях позаботится команда.
Голос его сильно изменился. Таким усталым он не был даже после дня в аквапарке. Он шёл медленно, глубоко дышал.
Я обернулась пару раз, но в такой темноте разглядеть что-либо было сложно.
Просто шла по лесу, сжимая прохладную руку, которая слегка покалывала странной энергией, на этот раз гораздо слабее.
41.
Самолёт упал уже на посадке, далеко за другим краем города. Почему мы минут через пятнадцать вышли к лесу в моём районе, я отказывалась даже думать. Вернее, почему - догадывалась, не знала только - как. Но… какая разница? Ещё немного, и горячий душ.
Время - далеко за полночь. Мы устроились у меня на кровати и пили чай с бутербродами. Фен остался в сумке Романа в багажном отделении самолёта, и волосы я просто замотала полотенцем.
Он сидел рядом в одном полотенце вокруг бёдер и держал меня за руку. В результате одна рука была занята, и уже несколько раз я, неловко схватив чашку, опрокидывала её.
Роман ловил, не пролив ни капли. Но теперь вряд ли меня это могло удивить - после того, как он потушил горящий самолёт.
Не знаю, кто он на самом деле. Был разговор про мистиков… Но он и Андрей - разные. Андрей не может вылечить рак и ожить после перелома шеи. Роман лечит смертельные болезни, тушит горящие самолёты, воскресает, будучи размазанным по дорожному ограждению, за одну ночь набирает клюквы на моховых болотах в апреле. Что ещё?
Но ведь я многого про него не знаю.
Зачем ему я? Почему вылечил меня? Вряд ли по доброте душевной, ведь горящий самолёт его мало интересовал, пока я не попросила. Если бы хотел просто переспать - так у него была возможность это сделать. Причём неоднократная. Я бы не смогла ему возразить, если бы он настаивал. Я и так останавливала его совершенно против желания.
Всё сильнее привязываюсь. Это может плохо кончиться. Я уже не могу и дня без того, чтобы просто его обнять. Завтра он скажет: ‘Даш, извини, давай останемся друзьями’, и что? От такой перспективы у меня всё похолодело внутри.
Уже боюсь его потерять. Это было бы очень больно.
Я заснула у него на коленях. День был - длиной в целую жизнь.
42.
Когда я проснулась, Роман лежал рядом - но поверх одеяла и полностью одетый. Какую игру он ведёт?
Я осторожно прикоснулась к его губам. Легко прошлась по ним языком, чуть раздвинула их. Он обнял меня, отвечая на поцелуй.
Сегодня он казался на вкус каким-то не таким. Чего-то мне не хватало. Думать сложно в такой ситуации - но всё-таки я поняла. Он был на ощупь тёплый, такой же, как я. Кроме того, исчезло странное покалывание по коже от его прикосновений.