Смерть экс-любовника
Шрифт:
Интересно, что все это значит? Писал Саймон. Его почерк. Но почему он звонил в ФБР в Вегас и расспрашивал о Дэвиде Зетракисе?
Я предположила, что в настоящий момент Саймон работает под чужим именем, хотя не могла представить, как тайные агенты делают это по шестьдесят – семьдесят часов в неделю, а затем, приходя домой, возвращаются к реальной жизни, где их называют подлинными именами. Но под чьим бы именем Саймон ни работал, его нынешнее задание не может быть связано с Дэвидом. Мир не настолько тесен.
Все, что я действительно знаю о его заданий, – это то, что я ничего о нем не буду знать, пока оно не будет выполнено и годы спустя его не рассекретят. Прекрасно. Я это перенесу. Может быть. Но Саймон работает сверхурочно, что ко мне имеет непосредственное отношение, поэтому ему придется объясниться. Когда я увижу его в следующий раз.
Я написала записку, где говорила, что скучаю по нему, а сейчас отправляюсь по рабочим делам, связанным с катастрофой с волосами. И добавила три слова, которые мы все ненавидим: «Нам необходимо поговорить».
Дом под номером 2306 по Мидвейл выглядел совершенно очаровательно. Он был похож на драгоценный камень. Его окружал белый забор и небольшой сад, а в окне была видна настоящая рождественская елка. Джен открыла дверь и представила меня его обитательнице – женщине с усталыми глазами и волосами мышиного цвета.
– Глория – персональный парикмахер Триши. Она благородно пожертвовала воскресеньем, чтобы выручить нас – в качестве личного одолжения Трише. Триша! Она здесь!
Глория кивнула, не улыбнувшись, и провела меня в маленькую комнату, которая выглядела как салон красоты на одного человека. Меня усадили перед огромным, от пола до потолка, зеркалом.
– Что за катастрофа? – спросила я. В дверях появилась Триша.
– Ужас что такое! Мы просмотрели отснятый материал – твое свидание с Рупертом и фильм, – и оказалось, что твои и мои волосы совершенно одинакового цвета!
– И?..
Триша встала у меня за спиной и сказала моему отражению в зеркале:
– У нас волосы как у близняшек!
Я по-прежнему не понимала значения этого факта.
– И?..
– И?!. Ведущая шоу и корреспондентка с волосами одного цвета? Аудитория будет в шоке. Ты не можешь так поступить со зрителями!
– Триша, во мне двенадцать футов роста, а ты женщина миниатюрная. Мы совершенно не похожи, и…
– Для телевидения рост не имеет никакого значения. Джен! Поддержи меня!
Потягивавшая газированную воду Джен присоединилась к Трише и обратилась к моему отражению в зеркале:
– Мы просто придадим вашим волосам другой оттенок. Они станут чуть ярче.
– Тебе понравится! – настаивала Триша. – Образ ледяной принцессы не для тебя, он кажется ненатуральным. Кто тебя красит?:
– Никто, – ответила я. – Это мой естественный цвет. Кроме того, мои волосы очень красивые и тонкие, и…
– Глория – настоящий профессионал, – заверила меня Триша. – Пусть она скажет решающее слово. Глория?
Глория надела на меня розовую накидку и завязала ее на шее.
– Цвет способен добавить жизни вялым слабым волосам.
– Удивляюсь, что никто прежде не предлагал тебе подкрасить их, – сказала Триша.
«Осторожно!» – пронеслось у меня в голове. «Осторожно»? Кто говорил нечто, похожее?
– Можно минутку подождать? – попросила я. – Все это ново для меня, и я немного нервничаю…
– Уолли! – укоризненно произнесла Джен. – В нашем деле цвет волос меняется каждый день. Это производственная необходимость. Как вы думаете, почему Мэрилин Монро стала блондинкой? Тоже производственная необходимость.
«Производственная необходимость». Это означает, что тысяча долларов за эпизод компенсирует сомнения и неуверенность в происходящем.
– Положитесь на меня. Всем выгодно, чтобы вы выглядели просто сказочно. – Джен похлопала по моему плечу в розовой накидке. – Заскочу позже. Уолли, вы удачливая девушка. Глория – лучшая. Глория, не перестарайся, хорошо?
– Она уже смешала краски, – сказала Триша. – Я тоже ухожу. Должна встретиться с Рексом у мистера Чоу. Увидимся через несколько часов.
– Несколько часов? – переспросила я.
– Рим строили не один день. Чао!
«И на то, чтобы покорить Трою, ушло десять лет», – подумала я, открывая «Илиаду». Затем посмотрела в зеркало на Глорию, но та сосредоточилась на корнях моих волос. И я приступила к чтению.
Я понимаю, что большинство женщин в Лос-Анджелесе и, может быть, в мире обесцвечивают волосы, но я чувствовала себя так, словно попала в лабораторию сумасшедшего ученого. Это отвлекало меня от Троянской войны. Запахи были ядовитыми, а Глория не говорила, каков будет результат, объяснив лишь, что нужно убрать мой естественный цвет и тогда волосы смогут впитать новый. И нет смысла гадать, что получится, сказала она, глядя на пасту, которую наносила мне на голову. Я вернулась к «Илиаде», где женщины с неустановленным цветом волос были музами, богинями или военной добычей, а во всех лучших сценах участвовали исключительно мужчины. Дядя Тео об этом не упоминал.
Читая о стене вокруг Трои, я все время видела перед собой ворота имения Дэвида с камерами видеонаблюдения и сигнализацией. Любопытно. Я позвонила Джо.
– Эй, Джо! – Я старалась держать телефон на некотором расстоянии от испачканного уха. – Скажи, утром в пятницу камеры видеонаблюдения у Дэвида работали или нет?
Она помолчала.
– По правде говоря, они не работали несколько дней. Должен был прийти мастер и починить их, но он так и не появился.
– А сигнализация?
– Дэвид не любил, чтобы она была включена, когда он дома. А под конец он был дома всегда. Эй, я хочу у тебя кое о чем спросить. Ты одна?
Я посмотрела на Глорию в резиновых перчатках, раскрашивающую мой скальп.
– Нет.
– Ничего страшного. Спрошу потом.
Все мои страхи о цвете волос померкли перед страхом за Джо. Она была столь же скрытна, как Саймон. Почему? Если она не стреляла в Дэвида – а она не стреляла, – то к чему все ее увертки и отговорки? Голова у меня зачесалась. Я провела рукой около виска, и мой палец стал коричневым.
– Вы давно, работаете с Тришей? – поинтересовалась я.
– Три года. А до этого двадцать два года работала парикмахером для сериала.