Смерть ей не к лицу
Шрифт:
— Ира! Прекрати, слышишь? — заорал он вне себя. — Хватит!
Но у нее уже было наготове самое болезненное, самое оскорбительное, самое жестокое, что только женщина может сказать мужчине, с которым она делила постель.
— Да ты не мужик вообще! — с ненавистью выкрикнула она. — Ничтожество!
Побелев, как мел, он занес руку со сжатым кулаком, но тут в мозгу молнией что-то мелькнуло. Саша, Денис, две белокурые головки… двое мальчиков… Он и так сейчас ходит по лезвию бритвы из-за своих делишек в прошлом, которыми ни с того
— Вот и отлично, — проскрежетал он, неимоверным усилием воли заставив себя опустить кулак. — Славно поговорили… да…
Он попытался улыбнуться, чтобы обратить все в шутку, но вместо улыбки вышла мучительная гримаса.
— Ты одно колечко снять забыла, — заметил он, указывая на ее руку.
Она взглянула на свои пальцы. Усмехнулась, увидев тоненький ободок с крошечным изумрудом. Этот скромный залог любви в это мгновение был Ире дороже всего на свете.
— Нет… Это вовсе не ты мне подарил. Это подарил человек, который любил меня по-настоящему.
И пока он пытался осмыслить эти слова, которые были, наверное, даже хуже обвинения в импотенции, она взяла со столика свою сумочку и шагнула к двери.
— Ира! Куда ты?
— Я от тебя ухожу, — бросила она, не оборачиваясь.
— Ира! Не смей!
В глазах у него замелькали кровавые круги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он кинулся вперед, выбросил руку с кулаком…
Он еще успел увидеть, как Ира повернула голову. В ее глазах мелькнуло что-то вроде удивления… От удара ее отбросило к шкафу — старомодному шкафу советских времен, который долгие годы стоял в номере семьсот девять, чинно занимая свое место. Стоял, затаившись, и просто ждал своего часа, чтобы тоже поучаствовать в разыгравшейся трагедии.
— Я же сказал: я не дам тебе уйти, — проговорил Аркадий, чтобы оставить последнее слово за собой.
Ира не отвечала. Она неподвижно лежала на полу, возле ее руки валялась сумочка. Отдышавшись, банкир посмотрел на нее и тут только увидел струйку крови, которая змеилась вдоль виска молодой женщины и уже затекла на плечо.
— Ира!
Не веря, он подошел ближе. В глубине души он боялся новых оскорблений, новых обвинений в мужской несостоятельности… Но она не говорила ни слова. Ее глаза были полуоткрыты, и кровь начала течь еще сильнее.
— Ира… — пролепетал он, не веря. — Ира, очнись…
Он схватился за голову, заметался, принес из ванной полотенце и стал вытирать кровь… Но Ира повисла у него на руках, как сломанная кукла. Он перенес ее на постель. Рука молодой женщины свисала, как у мертвой.
— Ира…. Ира, не надо, прошу тебя! Ира, ну пожалуйста…
Она не отвечала, и ее глаза смотрели куда-то, мимо него, в непонятную даль.
— Ира! — закричал он, теряя самообладание. — Ира! Ира, прекрати, это не смешно! Ира!
Он затряс ее, не понимая, что делает, что ему теперь делать… но
— Ира!
Он хватал ее за руки, пытаясь прощупать пульс, но тоненькая венка на узком запястье не билась. Ужас, паника и одиночество навалились на него, как надгробная плита.
— Ира… Ирочка… Ира…
Он вспомнил об охранниках, бросился к двери, споткнулся о розовый чемодан, растянулся на полу…
— Ира! Я сейчас… Сейчас!
Весь в крови, он выбежал из номера, кинулся к лифтам — в этом корпусе их было два, — но они прочно застряли на других этажах, словно глумясь над его несчастьем… Не раздумывая, он поспешил к лестнице и помчался вниз так быстро, словно был не 54-летним мужиком не самого спортивного сложения, а по меньшей мере профессиональным бегуном.
Вошедшая в образ блондинки Анжелика томно ворковала на ресепшн с бугаем, которого она, судя по всему, успела окончательно прибрать к рукам. Бугай номер два тосковал у груды чемоданов, мучительно завидуя своему товарищу.
— Видите ли, сначала нужно заполнить заявление на возврат денег… Это может сделать только постоялец, то есть в нашем случае — госпожа Алмазова. Затем…
Затем зазвонил телефон, и в холле показалась группа московских журналистов, прилетевшая спецрейсом из Москвы.
— Девушка! — начал один из журналистов привычно командным тоном.
Далее в двух фразах он хотел дать понять этой провинциалочке, что Дубки — глухомань, гостиница «Мечта» — ужас на отшибе, и вообще цивилизация здесь и не ночевала, но тут по лестнице скатился гражданин устрашающего вида. Его рубашка и руки были в крови, а на лице застыло совершенно безумное выражение.
— Девушка! — отчаянно закричал он. — Там… в семьсот девятом… несчастье… Она упала… Врача, прошу вас! Она не дышит…
Но девушка прикипела к месту, и в глазах ее метался и трепетал нечеловеческий ужас.
— Нужен врач! — кричал обезумевший гражданин. — «Скорая»… Она ударилась! Она… она… я только ее толкнул…
Кто-то из журналистов насмешливо присвистнул.
— Да у вас тут, по ходу, еще одно убийство! — язвительно заметил оператор.
Не скрываясь, он включил камеру и навел ее на гражданина. А что тут такого? Лишний сюжет никому не помешает…
— Э, э, — попытался вмешаться бугай у стойки, — ты это, того! Выключи камеру!
Но оператор, который прошел Афган, Чечню и вообще кучу таких мест, куда человеку, не наделенному крепкими нервами, вообще ступать не рекомендуется, и ухом не повел.
— Заткнись, шестерка, — сказал он скучающим тоном. — Толян, в рыло ему, если он попытается тронуть камеру…
Бугай оглянулся на Толяна, который сопровождал съемочную группу, и, увидев, что тот в полтора раза шире его в плечах и к тому же при оружии, благоразумно увял.
— Надежда Владимировна! — отчаянно закричала Анжелика. — Надежда Владимировна!