Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
Даже жаль, что о последних пунктах никто не подозревает.
— Это очень долгая история. Боюсь, здесь слишком шумно, чтобы я могла рассказать ее до конца, не сорвав голос.
— И правда, Вини. — В том, как Альянэл коснулся плеча Повелительницы людей, сквозило нечто почти интимное. — Полагаю, у вас еще будет возможность побеседовать с лиореттой в более благоприятной обстановке.
Перед балом Повелитель дроу скинул королевскую мантию, зато простой серебряный венец, в котором Ева видела его днем, сменил другой: изящное переплетение шипов и серебряных
Альянэл из рода Бллойвуг держался, как держится тот, кто властен и не сомневается в этой власти. Прямой и статный, как клинок, он выглядел старше Миракла — не столько лицом, прекрасным в своей нечеловеческой неправильности, сколько тем, что в этом лице читалось. Во взгляде, обращенном на Еву, веял призрак насмешки; но за этой насмешкой, за вкрадчивой тигриной угрозой, читавшейся в каждом его движении, она видела того, кто испытал в жизни очень многое, и большей частью из этого была боль.
Возможно, все это Еве лишь казалось. В конце концов, она не назвала бы себя знатоком человеческой натуры. Но она слишком недавно общалась с человеком, за насмешкой и повадками утонченного хищника прятавшим искалеченную судьбу.
Это напомнило ей, зачем она на самом деле здесь. Все еще.
— Рада, что вам понравился подарок, — сказала Ева, наблюдая, как в гранях аметиста пляшут белые блики. Это помогало отвлечься от инсинуаций колдуна: она чувствовала его взгляд на своем лице. — Мне говорили, что Дети Солнца и Дети Луны неравнодушны к музыке. Скажите, это правда?
По тому, как Альянэл изогнул изломанную белую бровь, Ева поняла, что вопрос застал дроу врасплох. Немудрено — лишь для нее самой он органично вытекал из предыдущего высказывания.
На одном из уроков с Эльеном Ева задала призраку много вопросов о сказочных народах, пытаясь понять, насколько реальность отличается от фэнтезийных представлений. И не преминула спросить, действительно ли пение эльфов завораживает смертных. Как оказалось, особые, магические эльфийские песни и правда могут заворожить; но куда больше Дети Солнца и Дети Луны любили другие песни, и пели их исключительно для собственного удовольствия.
Тогда это показалось ей забавным. Не более.
Три дня назад воспоминание об этих словах обернулось маячком, подмигнувшим, чтобы указать Еве верный путь.
— Мы более музыкальны, чем люди, пожалуй, — подтвердил Дэнимон, когда Повелитель дроу промедлил с ответом. — Мы любим петь. Любим слушать звуки пения.
— А просто музыку?
— Любая музыка — песня, — наконец произнес Альянэл. — Но струны поют ее без слов.
Ева могла бы сказать то же.
Это последней каплей упало на весы ее решимости, придав сил для того, что ей хотелось — и нужно было сделать.
— Тогда, если разрешите, я вас оставлю. — Евины ладони мягко выскользнули из пальцев Кристы. — И даже если не разрешите.
— Острая аллергия на любовь к музыке?
В вопросе Снежаны вновь прозвучали отзвуки тролльего смешка, но в этот раз Ева встретила взгляд Белой Ведьмы спокойно.
— Я сама музыкант, — сказала она, прежде чем отвернуться. — И у меня есть для вас свой подарок.
— Серьезно? — голос Мэта прозвучал так кисло, что перед глазами отчетливо представилось его кривящееся личико. — Сбежать из компании прежде, чем они по-настоящему покажут зубки? Да ладно, ты правда хочешь упустить такое…
— Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя. Или их. Сгинь.
Она почти не помнила, как дошла до кабинета. Ей даже показалось, что двери распахнулись сами собой: Ева просто не заметила лакеев, беспрепятственно впустивших внутрь будущую королеву.
Когда она вернулась в зал, неся в руке расчехленного Дерозе, кажется, кто-то посмотрел на нее недоуменно. Может, и нет — она направилась к помосту для музыкантов, не глядя ни на кого. Точно так, как выходила на сцену.
Финальный такт очередного танца растворился в шелесте реверансов и поклонов, аплодисментах и гомоне слов. Опустив смычок (древко изгибалось высокой дугой, как у лука, на старый земной манер), старый скрипач, занимавший место концертмейстера, встретил Евин взгляд.
Отложив семиструнную скрипку, встал, чтобы выволочь в центр помоста заранее приготовленный стул.
Шагнув на возвышение, Ева развернулась к залу, по которому изумленными волнами расходилась тишина.
— Я хотела бы преподнести нашим гостям еще один дар, — глядя поверх голов, сказала она. Громко, как только позволял непослушный голос. — И… и почтить память человека, который погиб, чтобы мы могли быть сегодня здесь.
Позади музыканты раскладывали на пюпитре ноты, начертанные ее рукой. Еве не доводилось раньше перекладывать фортепианную музыку для струнного квартета, но это переложение она написала за одну ночь.
Конечно, Кейлус бы сделал это лучше. Потому что был старше. Потому что был гением. Потому что это было его сочинение.
Ева надеялась только, что он простит ей огрехи.
— Я не знала Кейлуса Тибеля. Но узнала его музыку. — Эта ложь выговорилась труднее, чем любая другая. — Его смерть не только помогла нам восстать против гнета Айрес Тибель. Она лишила нас величайшего, возможно, композитора из тех, которых знал этот мир. Которых я знала. Здесь и сейчас я хочу проститься с ним самым уместным способом из тех, что мне подвластен.
Не обращая внимания на рокот перешептываний и смешков, она села. Устроив Дерозе между коленей, в складках юбки, стянула перчатки, бросив их прямо у резных деревянных ножек. На миг встретилась взглядом с золотыми глазами Повелителя дроу: он щурился там, где Ева его оставила, и что-то говорил Лодбергу. Кажется, насмешливо.
…«я знаю, как вернуть вас домой»…
Ева вытерла ладони о голубую тафту — и лица в зале исчезли. Со всеми лишними мыслями, растворившимися в светлой пустоте, которую могло заполнить только одно.