Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
«К слову об этом, — сказала Айрес в день, когда ей пришлось убить родную сестру. — Есть кое-что, что я должна вам рассказать».
И призвала шкатулку.
***
— Нам нужно внутрь, — без обиняков объявила Ева парочке гвардейцев, тосковавших у двери сокровищницы.
Гвардейцы страдали. Это было видно. Дворец опустел — Ева убедилась в этом, пока бежала по анфиладам верхних этажей к лестнице на нижние. Избранной не пристало бегать, но раз ее не видел никто из считавших ее таковой, Ева воспользовалась этой привилегией и, стянув дурацкие сапоги, припустила
Под юбкой все равно ничего не разглядеть.
Все, кто мог сейчас быть не здесь, были не здесь: Еве встретился лишь один дроу, проводивший ее недоуменным взглядом, тосковавший в просторном зале неподалеку от покоев риджийцев с какой-то деревяшкой в руках. В другой ситуации она бы поинтересовалась, что здесь забыл гвардеец Повелителя, но ей было не до того. Сокровищница расположилась на подвальном этаже — еще полчаса назад Ева об этом не знала, но ей достались хорошие гиды: один подсказывал путь в голове, другой за спиной (естественно, Эльен не оставил дорогую лиоретту в сольное распоряжение внутреннего демона). Сапоги пришлось бросить за углом — Ева подозревала, что они ей еще пригодятся, но являться гвардейцам с обувью в руках было как-то некомильфо.
— Мы бы с радостью, лиоретта, — лишь чудом не сбиваясь на подобострастный лепет, откликнулся один, — но если вам не дали допуск, защитные чары сокровищницы…
— Тебя пустит, — сказал Мэт.
— Меня пустит, — сказала Ева. Не удержавшись, уточнила: — Если войти можно лишь с допуском, зачем вообще вы здесь?
— Тр’адиции, — грустно пояснил другой, слегка картавивший. Оба были молоды, под стать веселенькой зелени своих мундиров; оба одновременно согнулись в поклоне, отступив от массивной двери, не украшенной ничем, кроме резьбы на бронзовой ручке. — Пр’ошу, лиор’етта.
Прежде чем принять приглашение, Ева мельком оглянулась на Эльена.
— Его тоже пустит, — неслышно заверили ее. — Увидишь.
Дверь поддалась куда легче, чем можно ожидать от куска мореного дерева в десять сантиметров толщиной.
Когда Ева, беспрепятственно переступив порог, услышала сзади стук, с каким дерево вернулось на законное место, призрак действительно стоял рядом.
— Тот же фокус, что с чарами в замке Рейолей, — предположила она, без подсказок догадавшись, что к чему.
— Мы слуги наследника престола. Носители его энергии и его магии. Вы остаетесь его созданием, его мана клубится в вас, несмотря на свершенную им… процедуру. Естественно, наследник имеет неограниченный доступ ко всем помещениям дворца, включая это. — Эльен огляделся: куда небрежнее, чем это сделал бы тот, кто видел королевскую сокровищницу впервые в жизни — или в посмертье. — Мы тоже.
Сокровищница куда больше напоминала музей, чем золотые горы из фэнтезийных фильмов. Вместо одного огромного зала — анфилада просторных комнат, обшитых дубовыми панелями, заставленных золочеными шкафами темного дерева. Некоторые закрывали витрины, пряча содержимое за витражными стеклами; другие открывали взгляду блеск статуэток, кубков, орденов и ваз.
— Тебе в седьмой зал. Радуйся, что не в двадцатый, — добавил Мэт, когда Ева, чуть слышно чертыхнувшись, рванула по скользкому паркету.
Мимо пролетели стеллажи, картины, мечи, тосковавшие на стенах, мантии на подставках, расшитые золотом и камнями. Короны — высокие и громоздкие, похожие скорее на папские тиары, чем на венцы, украшавшие керфианских королей теперь. Сундуки в углу, которым положено было бы пылиться, но драгоценная отделка на дереве сверкала не хуже елочных игрушек.
Ева очень старалась не сбиться со счета, но указание Мэта все равно застало ее врасплох.
— Здесь. Сундук в левом углу. Тот, что поменьше.
Притормозив, по инерции проехавшись пятками в чулках по скользкому паркету, Ева развернулась.
Сундуки обнаружились под портретом какого-то несимпатичного короля. К счастью, на магию здесь полагались больше, чем на навесные замки: если с первым у Евы не возникло проблем, то спешно переквалифицироваться во взломщики она была бы не готова. Под тяжелой резной крышкой розового дерева с пошлыми цветами, похожими на ромашки, обнаружилась груда позолоченного, расшитого жемчугом тряпья.
— На дне.
Когда Ева подняла платье, тлеющая ткань разошлась прямо в пальцах: кто бы ни носил этот наряд, он явно упокоился по меньшей мере за сотню лет до момента, как его коснулись Евины руки. Она заметила и другие прорехи, оставленные в наряде кем-то, кто рылся в сундуке до нее.
Впрочем, куда важнее было то, ради чего при иных обстоятельствах Ева бы вовсю чихала от пыли, искрившейся в белых лучах волшебных светильников по стенам.
Ева вытащила со дна шкатулку — широкую и плоскую, без малейших изысков. Просто шесть скрепленных вместе кусков дерева, изрезанных рунами. Боковым зрением заметила, как встревоженно шевельнулся Эльен, замерший рядом немым караульным.
— Открывай, — сказал Мэт. — Тебе позволят.
Наверное, Еве полагалось с трепетом опустить шкатулку на колени. Взяться за крышку, державшуюся на порядком разболтанном медном крючке, с нерешительным колебанием. Она почти слышала тревожные звуки струнных, что нагнетали бы обстановку, будь это сцена из фильма.
Вместо этого она просто грохнула ларец на паркет и, почти сорвав крючок непослушными, чересчур торопливыми пальцами, рванула старое дерево вверх.
Не тратя время на изумленное созерцание того, что оказалось внутри, взяла в руки книгу.
Книга была старой. Очень старой. Ева поняла это хотя бы по истрепанной кожаной обложке без единой надписи. Желтые страницы, исписанные ровными чернильными строчками — куда толще тех, на которых при ней писал Герберт, — лишь подтвердили это. Наверное, пергамент, настоящий, кожаный.
Впрочем, Еве куда интереснее было содержание талмуда, зачем-то спрятанного там, где вряд ли бы кто-нибудь ожидал отыскать книгу, чем форма.
Какое-то время она вглядывалась в керфианские строчки — пока магический переводчик подсказывал значение слов, выведенных каллиграфией тонкой, как росчерк ласточкиного крыла.