Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
…без чего она не сможет жить?
— Иди.
Она почти его ненавидела. За то, что так осторожно, так великодушно говорит лишь то, что не могло ее удержать. Почти так же, как себя — за то, что отчаянно, до боли в кулаках, до крови под ногтями хочет быть удержанной.
…не сможет…
— Ну же, — сказал Герберт.
Шепот обескровленных губ звучал страшнее крика.
В прореху Ева врезалась почти бегом.
Она ждала головокружения. Давления. Хоть чего-то. Но переход лишь хлестнул по лицу ливнем, после горной зимы казавшегося
Выбор сделан и подтвержден. Мене, мене, текел, упарсин. Вычислено, измерено, проверено.
Эксперимент завершен успешно.
Она постояла в дождливых сумерках — осознавая, что сделала, или хотя бы пытаясь. Смутно вспомнив, что к ближайшему выходу идти как раз туда, где была прореха, развернулась.
Лишь добредя до пруда, отзывавшегося на песню дождя веселой рябью, поняла: ждать, что следующий шаг вернет ее под рассветное небо, не стоит. История «Ева Нельская» обзавелась подзаголовком «или туда и обратно». Жирной, бесповоротной точкой в конце, подводящей двойную тактовую черту.
Они так и не сказали друг другу «прощай».
Первый шаг с этим знанием дался тяжело, точно вместо плавного откоса плиточной дороги перед ней вздымались последние сто метров вершины Эвереста.
…«хоть представляешь, дурилка, что с тобой будет, если вернешься оттуда»…
Следующие были легче.
Ева шла сквозь сумерки, пахнущие мокрой землей и немного — бензином. Не чувствуя ничего, даже дождя. Шла к сестре. К родителям. Домой.
Если она и плакала, весенний ливень слизывал слезы с ее лица.
Глава 24. Fine
("прим.: Fine — конец (муз.)
Мелодичное бульканье скайпа раздалось, когда Ева всыпала в миску с будущим тестом для печенья первый стакан муки.
— Привет, коть! — Дина Нельская — двадцать девять лет, всемирно известный киберспортивный комментатор и начинающий покоритель горных вершин, в расстегнутой куртке и флисовом свитере с оленями — радостно помахала сестре, сидя на фоне панельной обшивки стены высокогорного приюта. — Рада, что ты дома, как все нормальные люди, а не потеешь на «Щелкунчике».
— Привет, альпинист! — Ева Нельская — двадцать три года, студентка третьего курса МГК им. Чайковского, с осени артистка оркестра Большого Театра — поставила на паузу «Оле More Time, One More Chance», лившую печальные гитарные переборы из колонок ноута. — Ну да, не доросла еще играть в новогоднем спектакле с Рождественским.
— Это пока! Помяни мое слово, в следующем году уже будешь в основном составе.
— Пожалей меня, а? И так после этой сессии хвостатая по правоведению. — Ева села со смартфоном на стул, прикрытый тряпочной сидушкой в фиолетовый ромбик. — Вы в приюте, значит?
К вершине Эвереста Динка решила двигаться постепенно. Начала с Монблана, продолжила Араратом, а на этот Новый год сделала себе еще один подарок — Эльбрус. Зимнее восхождение считалось тяжелее летнего, но Динка только отмахивалась «с Эверестом не сравнить».
— Ага! Здесь клево. Горячая вода, даже голову можно помыть. И вон еще какая красота! — сестра отвела мобильник в сторону. Камера продемонстрировала Еве огромное панорамное окно с несомненно потрясающим видом на кавказские хребты, сейчас скрытые вечерней тьмой. — Утром буду здесь пить чаек и рассвет смотреть, завтрак like a sir… фоточек покидаю.
— А само восхождение когда?
— Да пятого, я ж говорила. Пока акклиматизируемся. Сегодня сползали до «Приюта одиннадцати»… ну, еще чуууточку выше, до четырех двести. Четырех тыщ. Метров.
— Я поняла.
— Теперь вот обратно уползли. Скоро будем шампусик открывать.
— Вам не вредно?
— За пять дней протрезвеем, не боись. Имеем право на праздничный ужин. Ты там одна еще?
— Ага, — подтвердила Ева бесстрастно. — Печеньки пеку. Оливье уже нарубила, утку запекла, а печеньки забыла…
Динка проницательно воззрилась на ее сверхъестественно беззаботную улыбку.
— Что-то случилось?
Все же никто не знал младшую из сестер Нельских лучше, чем старшая.
— Да не. Ничего серьезного.
— Мама опять брюзжит?
— Да ну тебя! — Ева возмутилась почти искренне. — Созванивались с ней час назад. Она только на тебя дуется. Ты ей тоже позвони, а то она там с ума сходит, представляя твой хладный труп на дне ущелья…
— Позвоню, позвоню. Сразу после тебя. Точно все нормально?
— Точно, точно. — Во всяком случае, точно не собираюсь портить Новый год еще и тебе, прибавила Ева. — Ладно, альпинист, давай позже, если хочешь? А то восемь уже, а у меня тут с десертом еще конь не валялся.
— Окей, я как раз маме пока позвоню.
— Фотки жду.
Нажав «отбой», Ева кинула мобильник на стол. Снова включив музыку (хаотично перемешанные треки из плейлиста в контакте, скрашивавшие готовку и хоть как-то отвлекавшие от пакостного чувства, со вчерашнего вечера поселившегося внутри), вернулась к миске, пока гирлянда ободряюще мигала мятными лампочками с карниза для штор.
Сегодня просторная кухня казалась еще просторнее. Слишком просторной для одного. После смерти бабушки (снос старенькой хрущевки переселил ее в новостройку неподалеку от родительских пенатов) чета Нельских, недолго думая, сселила в освободившуюся квартиру младшую дочь (старшая к тому времени успешно въехала в дом по соседству — своими, честно накопленными силами). Прочли трогательную речь о том, что пора «вылетать из гнезда», и намекнули, что уж собственной жилплощадью грех не пользоваться для свиданий. Учеба учебой, но на третьем курсе можно и на мальчиков внимание обратить. А то здравствующих пока бабушку с дедушкой очень волнует, что обе внучки даже не смотрят в сторону появления правнуков.