Смерть и прочие неприятности. Opus 2
Шрифт:
Этот вздох она тоже сочла хорошим знаком. Как и последние слова.
— Только время зря теряешь. — Ева перебирала в уме варианты следующей своей фразы, когда со стороны прозвучало это. Вмешивая в их с Кейлусом разговор мифического, невозможного третьего. — Сама же знаешь, какие музыканты упертые…
Вздрогнув, Ева обернулась.
Он сидел на полу чуть поодаль, обхватив руками длинные, согнутые в коленках ноги. Совсем такой, каким Ева его запомнила: пепельные кудряшки, изможденная бледность мальчишеского лица,
— Вечно вы с Динкой играете в миссионеров, — сказал Лешка: с той же едкой горечью, что так часто звучала в его голосе в последние месяцы жизни. — Со мной не помогло. С ним тоже вряд ли поможет.
— Ты мертв, — прошептала Ева.
— Как и ты.
Возражение было справедливым. Настолько, что заставило Еву сглотнуть ком в горле.
— Ты не можешь быть…
Головокружение. Гул. Темнота.
Следующее, что Ева осознала — что лежит в кресле, беспомощно откинув голову на спинку.
Значит, он и правда не был настоящим, отстраненно констатировала девушка, пока Кейлус легонько бил ее по щекам, приводя в чувство. Ожидаемо. И, пожалуй, не менее ожидаемым было то, что какими бы «методами» ни воспользовался Кейлус, пытаясь поддержать ее во вменяемом состоянии, работали они паршиво.
Да только менее печальной ситуация от этого не становилась.
— Снова галлюцинации? — протянул мужчина, когда потерянный взгляд Евы кое-как сфокусировался на том, что реально.
Она посмотрела на голый синий ковер подле софы — пустое место, где только что сидел ее мертвый брат. На Кейлуса, нависшего над креслом.
Даже сквозь дымку угасания, слегка размывающую все вокруг, она различила беспокойство в его лице. Слишком живое и болезненное для того, чтобы быть расчетом.
— Это не помогает. То, что вы нашли в своих книгах, — пробормотала Ева, с трудом вылавливая нужные мысли из туманного моря, которым обернулось ее сознание. — Мне нужен Герберт. Уэрт. Его замок, его… — когда слова стали сбиваться в несвязное бормотание, она замолчала. Больше не стесненная мыслями об унижении, больше не пытаясь ничего объяснить, с мольбой посмотрела в его лицо. — Отпустите. Вам ведь не нравится то, что вы делаете со мной.
Кейлус вглядывался в ее глаза так неотрывно, точно надеялся мыслями достать до самого дна зрачков. Задумчиво, почти мучительно провел пальцами по ее лицу, заправляя за уши растрепавшиеся волосы.
Резко отстранившись, выпрямился — и отвернулся.
— Сиди, — бросил он по пути к дверям. — Юми скоро придет, она тебя проводит.
— Куда?
— Обратно в спальню, конечно.
Больше он не сказал ничего. Но когда он ушел, оставив ее одну, Ева ощутила, будто ее небьющееся сердце заменили сгустком черной пустоты.
Порой прыжок веры помогает выбраться оттуда, откуда выхода нет. Но иногда лишь помогает обнаружить — падать, ломая тонкие косточки собственных надежд, больно, даже когда ты вроде бы разучился чувствовать боль.
Глава 13. Tremendo
(*прим: Tremendo — пугающе (муз.)
Тим вошел в гостиную, когда в окна уже било солнце зимнего полудня, ложась на пол тенями, омывая предметы бледным текучим золотом.
Кейлус сидел за инструментом. Не писал, не играл — смотрел в наступившее утро, держа перо в руке, недвижно застывшей на пюпитре.
— Ты всю ночь так просидел, — сказал Тим. Больше утвердительно, чем вопросительно.
— Поразительная догадливость, — почти неразборчиво пробормотал мужчина.
Под глазами его виднелись тени, лишь чуть менее бледные, чем те, что отбрасывали на ковер ножки клаустура.
— Где еще тебе коротать ночи, в которые ты не удосуживаешься добраться до постели.
— Надо же изредка дать тебе возможность спать поперек кровати, как ты любишь.
— А еще замерзнуть в одиночестве. — Подойдя ближе, Тим посмотрел в почти не тронутый нотный листок. — Вижу, эта бессонница вышла не слишком продуктивной.
Ирония пропала из его голоса так же быстро, как и появилась.
Кейлус рассеянно коснулся кончиком пера последних написанных нот, обводя по контуру группы восьмушек; кончик был сухим, чернила на нем давным-давно высохли.
— Ты ведь принял какое-то решение, — не дождавшись ответа, изрек его секретарь. — По поводу девчонки.
Перо замерло, так и не дойдя до конца такта.
Аккуратно опустилось на пюпитр, чтобы остаться там — выпущенным из пальцев.
— Одевайся, Тим, — проговорил Кейлус негромко и сдержанно. — Отвезешь нашу гостью к замку Рейолей. Уэрта там нет, тебя не тронут.
Тим выслушал поручение без особого удивления.
— Нет? — только уточнил он.
— Он у Айрес. Взаперти. Девчонка сказала, кое-кто подтвердил. — Поднявшись из-за инструмента, мужчина поморщился, выгибая уставшую спину. — Как только ты покинешь замок Рейолей, я постараюсь это исправить. Отправился бы во дворец сейчас, но тогда не поручусь за твою безопасность.
Тим внимательно следил за каждым его движением.
— Значит, ты сдался?
Под взглядом его глаз, цвета моря и серебра, Кейлус резко выпрямился:
— Все равно из меня выйдет паршивый король.
— Отец учил тебя править. Ты сам говорил.
— Пытался. Этому я учился плохо. Как и чему-либо, чему учился у него. — Прежде чем отвернуться, мужчина махнул рукой в жесте, исполненном крайнего пренебрежения. — В ее присутствии под моей крышей я совершенно не могу работать. Пусть Уэрти сам с ней возится.
Глядя, как он делает шаг прочь, Тим вздохнул даже как-то стоически.
— Может, хоть раз побудешь честным? Не столько со мной, сколько с самим собой?