Смерть и «Радостная женщина»
Шрифт:
Да, сказал Тернер, незадолго до десяти, может, где-то без пяти или около того, проходил по вестибюлю, и в дверь вошел молодой человек, который вежливо остановил его и спросил мистера Армиджера. Своего имени не называл, просто спросил, не может ли мистер Армиджер уделить ему несколько минут. Говорил, это важно, обещал надолго не задерживать. Тернер передал его просьбу и выкинул ее из головы, а мистер Армиджер вышел к своему посетителю, который ждал его в вестибюле. Вот так в последний раз он и видел их обоих. Знает ли он этого молодого человека? Нет, здесь он не знает никого, он только что приехал. Мог бы он дать описание? Человек как человек, лет двадцати пяти — двадцати шести, в черном пальто и сером костюме, без шляпы. Выше среднего роста, но не долговязый, чисто выбрит, шатен; никаких особых
Джордж рассказал ему, выбирая слова покороче и пожестче, глядя на сигарету, свисающую с бесцветной губы. Пепел не падал, но, по крайней мере, Тернер впервые толком открыл глаза и с любопытством уставился на Джорджа. Во взгляде не было ни страха, ни настороженности, скорее легкое удовольствие. Нет, против хозяина он ничего не имеет, но, понимаете, ведь он и видел-то Армиджера всего раз или два. К тому же не каждый день рядом с тобой совершается убийство.
— Продолжайте же! — сказал он, сияя. — Надо же, будь я проклят! — Может, так оно и будет, подумал Джордж, но не за причастность к убийству Армиджера. — Вы полагаете, это сделал парень, которого я видел?
— Это только одна из версий, — сухо ответил Джордж. — Я только пытаюсь выяснить все подробности происшедшего вчера вечером, вот и все. Во сколько вы ушли с работы?
— Примерно без двадцати одиннадцать. — То обстоятельство, что ему приходится отчитываться за свои действия, нисколько не поколебало его уверенности в себе. — Когда я вернулся сюда, не было еще одиннадцати, моя старушенция может подтвердить. Кроме того, со мной возвращался еще один парень, Строук его зовут, живет на этой улице, у миссис Льюис. — Он оттолкнул газету — теперь даже комиксы не могли снова привлечь его внимание. — Нет, ну надо же! — он протяжно присвистнул. — А еще говорят, что настоящая жизнь в Лондоне!
Джордж спускался по темной лестнице, размышляя над иронией этого последнего замечания и совершенно уверенный, что сегодня Тернер явится на работу раньше времени, если явится вообще.
Новость еще не просочилась наружу, или, по крайней мере, не стала еще общественным достоянием, поскольку, когда Джордж вернулся к ярким новеньким дверям «Веселой буфетчицы», он не увидел околачивающихся вокруг журналистов. Он позвонил Дакетту, в общих чертах рассказал, что делал до сих пор, и передал те незначительные сведения, которые выудил у опрошенных, а потом принялся с помощью Бенни Блоксиджа составлять список людей, присутствовавших на открытии пивной накануне вечером. Сегодня она не откроется, это исключено. Император умер, и как только часы покажут половину одиннадцатого и в запертую дверь с приколотым на нее лаконичным объявлением уткнется посетитель, тайна перестанет быть тайной.
Когда они закончили составлять список, Грокотт и Прайс были уже на месте и ждали остальных. Джордж спихнул на них телефонные звонки и снова связался с Дакеттом. Стряпчие уже должны были подключиться к делу, а вопрос «Cui bono?» все еще оставался одним из главных. Действительно ли Армиджер лишил своего сына наследства или только грозился и оставил его на время повариться в собственном соку? Оставил, не надеясь добиться от него полной покорности, поскольку брак нельзя так просто сбросить со счетов, даже чтобы доставить удовольствие Армиджеру. А может, он сделал это просто со злости, чтобы наказать сына, дав хлебнуть нищеты, прежде чем снова взять его под крылышко послушным и шелковым.
Да плюс еще жена, бывшая мелкая служащая, которая была бы постоянным напоминанием о поражении да еще не ладила бы с тестем. Нет, пожалуй, вообразить такое было нелегко. Когда Джордж набирал номер Дакетта, он держал руку большим пальцем вниз: сто к одному, что Лесли не фигурирует в завещании, разве только упомянут в самой унизительной форме. И жена Армиджера скончалась уже несколько лет назад, а других детей у него не было. Так что кому-то неожиданно привалит наследство. Живой или мертвый, он не дал бы своей империи развалиться на части. Ясно, что он не поленился бы переписать завещание или отсрочить его исполнение. Он никогда не раздумывал,
— Я говорил со стариной Хартли, — сообщил Дакетт. — Условия завещания, на первый взгляд, ничего нам не дают, но они интересны, очень интересны. Похоже, он отменил свое прежнее завещание и надиктовал новое в тот самый день, когда прогнал сына. О парне там ни слова. Как будто он просто перестал существовать для своего отца.
— Я сам с собой заключил пари, — сказал Джордж, — что он не позволит разделить имущество на части. Я прав?
— Прав. Он был прирожденным накопителем, не желал, чтобы дело развалилось даже после его смерти. Есть длинный список завещанной персоналу мелочевки, для нас там ничего интересного: за деньги, которые он счел «должным вознаграждением за службу», никто не убил бы и мыши, не то что человека. Заметь, он платил им хорошее жалованье. Поэтому я не думаю, что им владела жадность. Нет, просто он был одержим строительством империи. Но остальная его собственность после выплаты этих подачек достается… Догадываешься кому?
— Нет. В голове пусто. А он, случаем, не подумывал о возможности появления внуков и о том, чтобы оставить свое имущество доверенному лицу?
— Не угадал. Нет, теперь вся его династия — побоку. Он делает новый головокружительный ход. Кэтрин Норрис, Джордж. Ну, что теперь скажешь?
Глава IV
Ну что тут скажешь? Что это просто со злости? Желание облагодетельствовать Китти Норрис просто потому, что Лесли бросил ее и женился на ком-то еще? Способ побольнее ударить Лесли, швырнув все его будущее под ноги той девчонке, на которой он не захотел жениться? Разумеется, Армиджер не хотел утешить Китти, он даже в ярости не мог быть настолько неуклюж. Или, может, тут кроется что-то еще, недоступное постороннему глазу? Ясно, что он поступил так, чтобы объединить «Эль Армиджера» и «Пиво Норриса» и после своей смерти передать имущество во владение Китти. Но нельзя ли понимать это прежде всего как ход в игре, которая велась бы и при жизни Армиджера, проницательного командующего своим войском? Китти пригласили бы на сцену после его смерти, но только при том условии, что он правит бал, пока жив. Сделав ее своей наследницей, он как бы внес задаток доброй воли, чтобы заключить сделку, которая до сих пор срывалась, и эта сделка могла означать только одно: приобретение компании Норриса и немедленное приумножение своего достояния. В конце концов, поскольку Лесли вышел из игры, Армиджер ничем не жертвовал, объявляя о своем намерении оставить все Китти, поскольку других близких родственников у него не было, и он не мог унести богатство с собой в могилу. Он должен был как-то распорядиться имуществом. А это — самый лучший способ.
Предположим, думал Джордж, существовало предложение об объединении компаний, и управляющий «Пивом Норриса» не спешил принимать его. Это понятно, ибо в случае слияния было ясно, кто окажется истинным хозяином. Разве такая возможная диспозиция не способствовала бы значительному укреплению власти Армиджера? Кроме того, он ничего не терял. Если бы ему не удалось заполучить желаемое, завещание можно было бы отменить так же легко, как и предыдущее. По крайней мере, попытаться стоило. Армиджер, как правило, добивался своего. Отсюда — и его жесткая реакция на единственную неудачу.
Джордж сел за руль и неторопливо обдумал свой следующий шаг. Если разобраться, положение странное. Старина Норрис делает ближайшего помощника Армиджера доверенным лицом своей дочери. Но эти трое — довольно близкие друзья, и никто не ставит под сомнение честность Шелли. Все выглядит вполне благопристойно. Он не знает, отменено ли поручительство теперь, когда девушка стала совершеннолетней. Он еще многого не знает, и, похоже, пока у него очень мало оснований наводить справки. Есть только один человек, имеющий полное право быть в курсе дел Китти Норрис, и этот человек — сама Китти Норрис. Прошлым вечером она была в «Веселой буфетчице» с Армиджером, он разговаривал с ней, перед тем как удалиться, чтобы похвастать своей новой яркой игрушкой. Рано или поздно Джорджу все равно придется встретиться с ней. Лучше уж пораньше, решил Джордж и запустил мотор.