Смерть империи
Шрифт:
Вопрос, как я понимал, был не в том, в интересах ли Соединенных Штатов способствовать реформированию советского сельского хозяйства, а в том, можно ли его осуществить. Препятствий на пути приватизации сельского хозяйства, переработки пищевых продуктов и организации рынка было великое множество. Тут и доктринальные — основанные на марксистской теории, и правовые — поскольку не существовало частной собственности на землю, и налоговые — из–за запретительных налогов на прибыль, и структурные — поскольку не существовало банковской системы для рыночной экономики, источников вложения капитала и обеспечения деятельности рыночных механизмов. Такие препятствия одним махом не преодолеешь,
Один подход мне казался стоящим, Вместо того, чтобы без конца предлагать кредитные гарантии под займы для финансирования зернового экспорта, почему бы не предложить организовать дело так, чтобы США смогли продавать сельскохозяйственные продукты в Советском Союзе за рубли, а после вкладывать эти рубли в инвестиционный банк, работающий под американским контролем, для финансирования фермеров и предпринимателей в пищевой промышленности? Предложение должно последовать лишь после твердого обязательства советского правительства создать частный сектор для производства и распределения продуктов питания, но я думал, что у нас достаточно средств, чтобы подтолкнуть мысль, уже начавшую двигаться в этом направлении.
Трудность, разумеется, состояла еще и в том, что фермерам США пришлось бы платить из федерального бюджета, в то время как дефицит его и без того рос. Но мне казалось, что преимущества перевешивают недостатки. Гарантии займов, предлагавшиеся нами тогда (которые не имея альтернативной программы мы вынуждены были бы без конца предлагать), в долгосрочной и даже среднесрочной перспективе тоже окажутся не бесплатными. Продолжи мы нашу текущую практику, и налогоплательщику рано или поздно все равно придется платить за экспорт зерна, мы потеряем рынок, а у правительства США не окажется в Советском Союзе никаких накоплений, которые в конечном счете могли бы обеспечить возврат первоначальных инвестиций.
————
Или же взять космическую технологию. СССР заинтересован в том, чтобы не оказаться обойденным на мировом рынке по выводу объектов в космос. В частности, он не прочь побороться за контракты по доставке на орбиту спутников связи, Заинтересованы Советы и в том, чтобы сдавать в аренду свою космическую станцию. Традиционно мы старались не допустить их на рынок спутников связи (хотя у СССР имелась собственная спутниковая система) как из соображений безопасности, так и по коммерческим причинам.
Стоило, думал я, пересмотреть нашу традиционную политику. Если Советы пойдут на существенные сокращения своих баллистических ракет, присоединятся к нам в международном режиме контроля за распространением ракетной технологии, откроют собственную ракетную промышленность для иностранной инспекции и даже сотрудничества, не в наших ли интересах будет позволить им действовать на гражданских рынках? Их конкурентное участие в выводе на орбиту спутников связи помогло бы уменьшить расходы коммуникационных компаний и, в конечном счете, потребителей, а совместное использование космической станции, ими уже созданной, помогло бы сберечь американскому налогоплательщику миллиарды за счет прекращения разработки систем аналогичной техники.
————
Вот лишь несколько примеров того, каким образом Соединенные Штаты и другие развитые страны могли бы облегчить Советскому Союзу вхождение в мировую экономику и извлечь при этом ощутимые выгоды. Не сделай Соединенные Штаты предложений, сходных с описанными мною, сомневаюсь, чтобы Горбачеву либо другим реформаторам удалось успешно ввести Советский Союз в экономику свободного рынка. Им требовался содержательный, практический совет Запада, подкрепленный конкретными предложениями сотрудничества, способного несколько облегчить тяготы перехода. Но, если добиваться действенности и осуществимости, это должно быть сотрудничество: партнерство с обоюдной выгодой, — а не просто помощь.
Я, отнюдь не специалист во всех этих материях, понимал, что они в высшей степени сложны, что, прежде чем выдвигать ответственные предложения, все это следует тщательно изучить людям, знающим больше моего. У меня не было ни малейшего намерения настаивать на сырых, непрактичных проектах, способных вызвать лишь огорчение в случае провала. Вместе с тем меня беспокоило, что ни наше правительство, ни правительства наших союзников не задумывались о конкретных способах получения выгоды из демилитаризации и демократизации Советского Союза. Грустно, но факт: наши бюрократы по–прежнему уделяли внимание тому, что имело жизненно важный смысл, лишь пока шла холодная война, а стоило ей пойти на убыль, становилось все более несущественным, а то и — временами — по существу приводящим к обратному результату.
Очень скоро в Вашингтоне предстояло обосноваться новой администрации, и я надеялся, что она обнаружит, как нам поддержать благоприятные тенденции, теперь уже, по моему суждению, очевидные для всех.
Джордж Буш берет бразды правления
Имелось несколько причин с оптимизмом ожидать, что администрация Буша по–новому, творчески отнесется к американо–советским экономическим отношениям. И у Джорджа Буша, и у его госсекретаря Джеймса Бейкера имелся богатый деловой опыт и обширный круг друзей в мире бизнеса. Оба были прагматиками и оба, похоже, понимали, какие опасности ждут попавших в тенета правительственной бюрократии. Просто так, без ущерба, игнорировать бюрократию нельзя: от нее зависит осуществление политики, — но ею необходимо руководить твердо, когда необходима новая политика, поскольку сама природа бюрократии заставляет ее продолжать делать то, что делалось всегда.
Имелось также и политическое соображение, которое, я надеялся, привлечет внимание президента к обновлению политической линии. Хотя Джордж Буш был вице–президентом Рональда Рейгана и в этом качестве был тесно связан с разработкой политики Рейгана в отношении Советского Союза, он наверняка захочет придать внешней политике новой администрации собственный почерк. Он не мог просто продолжать политику Рейгана безо всяких перемен: ему необходимо было осуществить нечто важное, скрепленное его собственной подписью.
Однако в отношениях с Советским Союзом у Буша имелось осложнение, которое не доставляло неприятностей Рейгану: ему не доверяли многие из правого крыла республиканцев. Рейгана невозможно было обойти с правого фланга. [46] А Буша — можно, особенно при голосовании в Сенате по ратификации договоров, где ему требовалось располагать двумя третями голосов. Его слабое место — недоверие правых — заставит Буша играть роль крутого парня, дабы угодить своим потенциальным критикам.
46
Некоторые правые, как, скажем, Ричард Вигуэри, редактор «Conservative Digest» и в самом деле обвиняли Рейгана в мягкости к концу срока его президентства, но эти обвинения не имели значительного политического эффекта.