Смерть Ленро Авельца
Шрифт:
Я думаю, он это понял. Боль была дикая, но он оставался в сознании. И у него было достаточно времени, чтобы успеть отчаяться. Чтобы осознать, где, как и почему он умирает. Почувствовать себя униженным. Взмолить о прощении. И чтобы в угасающем сознании крошечной искрой, перед самым концом, мелькнула мысль – как же странно, что из миллиона возможных поломок случилась именно эта. Как же странно, что одновременно сломались все компьютеры, ведь они должны завопить, но остались немыми… Странно, что они сломались именно сейчас, и не просто отключились, а переписали себе программу: словно это и не случайность, словно у них есть цель – убить,
Ни один чиновник не произнёс этих слов, но это очевидно.
Сартаджа убили, потому что случайности, приводящие к смерти столь одиозных фигур, подчиняются не теории вероятности, а финансам врагов. Его смерти желала половина Пакистана и четверть остального мира. Даже если оставить за скобками конкурентов и всех, кого он рассажал по тюрьмам, забыть о «гуманитарных» акциях в Африке и в Индии, где на каждого спасённого его деньгами приходится по десять убитых ради этих денег… Всегда есть пара-тройка людей, кто ненавидел Сартаджа лично.
И всё же даже среди них трудно найти человека, который, помимо желания убить Сартаджа, обладал бы для этого средствами. У Сартаджа не было иллюзий: особняк охраняли сто человек – и личная охрана, и спецслужбы. А уж за кибербезопасность дома, и в особенности за защиту от взлома таких машин, как аппарат жизнеобеспечения, отвечал сам директор межведомственной разведки. И когда президент заявил, что попыток взлома не зафиксировали, у меня есть основания ему верить.
Конечно, можно предположить, что правительство само решило избавиться от него. Но почему они просто не отключили аппарат? Зачем потребовалось мучить старика, заставлять его страдать несколько часов подряд?.. Это похоже не на заказное убийство. Это больше смахивает на личную месть. Кто-то настолько ненавидел Сартаджа, что хотел не просто убить – замучить до смерти и оставить время это осознать.
Не знаю, как вам, а мне на ум приходит одно имя.
Один человек из всех, кого я знаю, способен на такое. Он один имел и неограниченные ресурсы, и возможность, и – главное – мотив убить Сартаджа особо изысканным способом. Он хотел не просто избавиться от него, а жаждал отомстить за преступление, совершённое давным-давно. Так давно, что все уже трижды забыли, и только он всё помнил и не простил.
Ленро Авельц.
Это настолько на него похоже, что у меня практически нет сомнений. Двадцать с лишним лет назад Ленро Авельц – молодой, только вернувшийся из Москвы, – был назначен председателем комитета Генассамблеи по делам религий. Он сразу заявил о своей позиции в отношении государственного ислама в Пакистане, и спустя три недели его попытались убить. На территорию штаб-квартиры проник боевик мусульманской секты рахибов и трижды выстрелил в Авельца.
Ему не хватило меткости. Два раза он промахнулся, а третьим выстрелом повредил Ленро левую ногу. Боевика застрелили, а Ленро скоро поправился, но после этого случая у него разыгралась паранойя, и с тех пор он нигде не появлялся без целого батальона охраны. (Отчасти этому способствовал мой отец, который убедил Ленро, что его жизнь в опасности.)
Его паранойя то слабела, то усугублялась. Чувство юмора несколько смягчало её эффект: он мог и один выйти на улицу, но боялся не убийц, а приступа панической атаки. Ленро страдал. Ему советовали обратиться к психиатрам, но мне кажется, ему отчасти нравилось своё состояние. Оно вроде как добавляло в его жизнь некоторый экстрим.
И всё же оправиться от
В своих «Воспоминаниях» он достаточно подробно описывает эти события. Порой острит, но правда состоит в том, что Ленро было очень и очень плохо. Этот шрам остался с ним. Не случайно он попросил моего отца с предельной жёсткостью отнестись к рахибам. Всю секту, а не только её боевое крыло, признали террористической. Даже людей, которые ничего не знали о подпольных акциях и попали в лапы сектантов по глупости, – всех классифицировали как террористов и арестовали. Многих убили при задержании – и больше пострадало невинных, обманутых рахибами, чем настоящих боевиков. Их отправляли в тюрьмы, и никто не предложил им помощи или реабилитации, потому что благодаря просьбе Авельца их рассматривали как соучастников, а не как пострадавших.
После расправы над рахибами все думали, что дело закрыто. Официально заказчиками покушения назвали лидеров секты, но сам Ленро, как выяснилось, придерживался иного мнения. В «Воспоминаниях» он пишет, что настоящим заказчиком покушения являлся Сартадж Биджарани. Тем страннее выглядит ситуация, ведь Ленро неоднократно потом встречался с Сартаджем. С трудом могу поверить, зная Ленро, что он имел хоть какие-то, пусть косвенные, доказательства причастности Сартаджа – и не использовал их в своей войне с Пакистаном.
Ленро упоминает об этих встречах вскользь и замечает, что вынужден был это скрывать, что того требовали его «интересы»… На удивление на него не похоже. Я не обсуждала это с отцом и не знаю, говорит ли он правду. Но угроза, которой он заканчивает рассказ про Сартаджа, звучит недвусмысленно.
И принимая во внимание, каким сложным путём убийца подобрался к Сартаджу и как заставил его страдать, в предсмертных муках перебирая в голове имена врагов, чтобы хоть на секунду вспомнить имя – Ленро Авельц… И ужаснуться не от боли, а от осознания того, что Ленро, спустя столько лет, до тебя дотянулся. Увидеть в темноте, услышать шорох – неужели он здесь, неужели призрак Авельца в этой комнате? И тихий язвительный хохот, и его презрительная ухмылка…
Конечно, имея такой мотив, Ленро мог спланировать убийство. Подкупить не только охрану Сартаджа и медперсонал, но и военную разведку, и само правительство. Такой масштабный план ради столь мелкой цели… Немногие на такое вообще способны.
А Ленро способен. Он бы и сделал.
Я без сомнений назвала бы его убийцей Сартаджа – пусть и подозрительна та часть его мемуаров…
Вот только Ленро Авельц мёртв.
Его убили два с половиной года назад – я, вместе с его женой Моллиандой, лично опознала тело.
Он мёртв. Мёртв, сколь бы невозможным это ни казалось. Как бы ни хотелось мне верить в обратное.
Этот архив собран из трёх источников. Это общедоступная информация из Сети, это интервью для документального фильма, находящегося в работе, и это материалы Особого комитета. Люди, верные моей семье и не забывшие добро, которое им сделал мой отец, помогли и предоставили к ним доступ.
Это моё личное расследование его смерти. Моя личная попытка докопаться до правды, обречённая, наверное, на провал. В этом весь Ленро – с ним никогда нельзя быть уверенной. Даже столь однозначная вещь, как смерть, вызывает сплошные вопросы.