Смерть Людоеда
Шрифт:
— В Германии есть Рюбецаль, пожиратель репы, — сказал герр Буманн. — Им пугают детей, но он не причиняет никакого зла…
— А у нас в Англии, — заявил Петридж, — живет Мистер Рэйн. Дядюшка Дождь. Этот призрак не трогает детей. Но любому взрослому, который ему не приглянется, он может свернуть шею…
— Уу! Уу! — завывал ветер.
Петрус Снепп прислушался.
В свое время он был на заводе ночным сторожем.
В долгие часы одиночества он привык к вою ветра за окном, часто напоминавшему пьяные голоса, мольбы о помощи
Ветер набрасывался на ставни, словно свора разъяренных собак; потом вдруг засвистел в трубе…
Но разве Петрус Снепп не расслышал детских криков, доносившихся откуда-то из глубины дома? Впрочем, это был ветер, только ветер.
Тюиль пообещал прислать хозяину лучший экземпляр своего эссе «Смутные полтора месяца в Гентской области». Правда, оно написано на фламандском, но он обязательно приложит французский перевод. Эта книга должна заинтересовать месье Фенестранжа, потому что в ней описано некое подобие Людоеда, которого гентцы прозвали «Месье Луи» или «Арраби».
— Рыжие волосы, зеленые глаза, черные зубы, брюхо бочонком, руки, как узловатые ветви дуба, кривые ноги.
— Совершенно зерно! — вскричал Фенестранж с воодушевлением. — Вылитый Людоед!
Петруса Снеппа поразила неожиданная мысль.
«Рыжие волосы!.. Совсем как у мистера Петриджа».
«Зеленые глаза!.. Совсем как у месье Тюиля в минуты гнева».
«Брюхо бочонком!.. Совсем как у герра Буманна».
«Черные зубы».. Петрус с улыбкой вспомнил, что его собственные зубы давным-давно почернели от махорки.
А где же узловатые ветви дуба?..
На развилке дорог стоял деревянный указатель: «Проезд закрыт». Он был сработан на совесть и, сопротивляясь натиску ветра, только потрескивал, словно орех в щипцах. Рядом с указателем высился древний каменный дуб. Черви и лишайника подточили его корни, омела и плющ высосали из него соки. Он превратился в растительное чудище, стволу было не по силам держать крону. Камыш на берегу Оржа гнулся под яростью ветра. Дуб стоял насмерть, он прожил слишком много столетий, но особо резкий порыв ветра вывернул его с корнем и корявые ветви в щепы разнесли указатель.
Петрус этого не знал; его захватила странная мысль.
«Рыжие волосы… зеленые глаза… Если все сложить вместе, то окажется, что Людоед преспокойно сидит за этим самым столом. Не хватает только рук…»
Мысль показалась Петрусу занимательной и он тихонько засмеялся, но никто не заметил этого. Может быть, его удовольствие было бы омрачено, знай он, что произошло на берегу реки. Но его радость длилась недолго: ветер снова взялся за свое и заплакал жалобными детскими голосами.
Дом был большой, зловещее эхо гулко раскатывалось по длинным и пустым коридорам.
И все же…
А вдруг и вправду в глубине этого одинокого жилища спрятаны детишки — плачут, стонут, тщетно зовут
В застольной беседе Фенестранж пересказал свой доклад о Людоеде, который гости изредка прерывали односложными замечаниями.
Он кончил теми же словами:
— Людоед умер…
Все согласились — современная молодежь уже давно перестала верить в существование чудовища.
Было поздно. Кукушка выглянула из своего окошка над циферблатом и прокуковала двенадцать раз…
— Полночь! Час Людоеда! — провозгласил месье Тюиль.
— И час сна, — добавил мистер Петридж, который был человеком здравого смысла.
И опять Фенестранж рассыпался в извинениях. Он, мол, живет отшельником, никого не принимает и не имеет комнат для гостей. Автомобиль так кстати… нужно ехать прямо по шоссе и не забыть про развилку, иначе они свернут к реке и свалятся в омут. Но на развилке стоит указатель. В Дурдане они, несмотря на поздний час, легко найдут комнаты в гостинице «Руан», что на главной площади, против церкви.
Наконец, крепко пожав друг другу руки и пообещав встретиться снова, они расстались. Петрус Снепп отсалютовал по-военному, приложив руку к фуражке с золотым галуном. Потом бросился к машине и завел мотор.
А из коридора по-прежнему неслись жалобы… Ну и шутник был этот ветер! От этого проклятого вина Людоеда только разыгрывалось воображение…
Людоед… опять, Людоед… Имя прозвучало даже в прощальном возгласе Фенестранжа.
— Только не бойтесь Людоеда!
— No… Nein… Non… Neen!
— Ведь Людоед умер!!!
Петрус Снепп не увидел указателя, разбитого дубом, зато мельком заметил две громадные ветви, которые взметнулись в небо, словно руки, протянутые за добычей.
— Руки, как ветви дуба!.. — пробормотал шофер. — Теперь все сходится… Неужели?..
Но было уже поздно.
Машина скользнула по откосу и нырнула в Орж. Прямо в омут.
На поверхность выплыл только Петрус Снепп.
Он долго барахтался и, наконец, выкарабкался на берег. В руке у него было зажато что-то твердое и холодное. Он глянул: это был разводной ключ — все, что осталось от великолепного «панар-левассора».
Когда он толкнул решетчатую калитку перед домом Фенестранжа, сквозь щели в ставнях еще сочился свет.
Несколько секунд он раздумывал, не трогаясь с места…
— Он понял, что я распробовал… Да, да, понял, что я понял! Нас следовало погубить так, чтобы никто ничего не заподозрил. Он показал нам опасную дорогу… дорогу смерти!
Месье Фенестранж открыл ему.
— Авария? — ужаснулся он.
Петрус Снепп пристально разглядывал его.