Смерть на холме Монте-Марио
Шрифт:
— Значит, задушить хотели Катю, — насмешливо произнес Обозов, — не хотели долги платить?
— Мы ее и пальцем не трогали. А этот тип просто нас подслушал, когда мы в ресторане сидели. Мало ли о чем мы балабонить можем, не все нужно серьезно воспринимать.
— Ваш муж уходил из ресторана, — напомнил Дронго, — и вернулся весь исцарапанный. Может, он успел подняться наверх?
— Как это наверх? — испугалась Клавдия. — Вы почему нам такое говорите? — от испуга она сразу перешла на «вы».
— Я никуда не поднимался, —
— Зачем нам убивать Катю? — спросила, тяжело дыша, Клавдия. — Вы же видели, как мы любили друг друга.
— И слышал, — сказал Дронго.
— Мы ее не убивали, — испугалась Клавдия, — мы никого не убивали.
— Где вы были вчера? — поинтересовался Дронго. — Куда вы ездили после того, как мы расстались в музее?
— По магазинам ездили, — ответила Клавдия.
— И больше нигде не были?
— Нет, нигде. А зачем нам куда-нибудь ездить? Мы домой вернулись на машине и отпустили водителя.
— Она ничего вам не говорила? Может, ваша сестра чего-то боялась, чего-то опасалась?
— Это Катя боялась? — усмехнулась Клавдия, уже несколько пришедшая в себя. — Ничего она в жизни не боялась. Всегда отчаянная была. И никого не боялась.
Дронго в задумчивости прошелся по комнате. Неожиданно на балконе послышался какой-то шум. Он повернулся и вышел на балкон. Ночью включалась система автоматической подачи воды и специальные гибкие шланги орошали зеленые насаждения на каждом балконе. Дронго целую минуту наблюдал, как вода равномерно поливает бурную растительность на балконе. Каждый балкон был своеобразным мини-садом.
Дронго вернулся в гостиную. Леонид Соренко испуганно смотрел на него, не решаясь даже заговорить. Его жена была менее напугана, но также испытывала определенную неловкость. Ей было неприятно, что Дронго рассказал об их истинном отношении к сестре в присутствии Жураевых. Она уже забыла, что сама отказалась с ним разговаривать, когда он предложил пройти в соседнюю комнату, чтобы не разглашать столь неприятную информацию.
— Почему так долго не возвращается Торчинский? — поинтересовался Дмитрий Жураев.
— Он немного сорвался, — объяснил Дронго, — кажется ему вызвали врача.
— Сегодня у всех нервы ни к черту, — кивнул Жураев, — не нужно было звать врача. Я бы мог его посмотреть.
— Каким образом? Вы же не врач.
— По первой профессии я врач, — сказал Жураев. — Разве я вам не говорил? Кто мог подумать двадцать пять лет назад, что у нас в стране произойдут такие перемены. А профессия врача тогда была престижной. Это сейчас мы все бизнесмены — врачи, учителя, строители, даже ученые. А тогда мы считали, что главное — получить профессию.
— Вы этого не говорили, — задумался Дронго. — Вы давно не практикуете?
— Лет пятнадцать. Я потом получил второе образование. А почему вы спрашиваете?
— У вас не было с собой шприца?
— Конечно, нет, — усмехнулся Жураев. — Зачем мне шприц, если его можно купить в любой аптеке города. Слава Богу, сейчас с этим проблем нет.
— Действительно, нет, — согласился Дронго, — но вы не говорили, что работали врачом. Во всяком случае, я этого не знал.
— Какая разница, кем именно я работал? Главное, что это не имеет никакого отношения к обоим убийствам.
Дронго ничего не ответил. Он думал о чем-то своем. Затем вышел в коридор. В соседнем номере бригада врачей пыталась успокоить Торчинского, пережившего нервный шок. Комиссар Террачини и Уорд Хеккет стояли в коридоре.
— Врачи все еще с ним? — уточнил Дронго.
— Да, — кивнул Террачини, — кажется, ему лучше.
— Он симулирует, — недовольно сказал Хеккет, — понял, что проиграл, и поэтому симулирует.
— А если вы ошибаетесь? — спросил Дронго. — Ведь убийца все просчитал так здорово и вдруг оставил у себя главное доказательство своей вины. Возможно, шприц ему подбросили. Кстати, сообщу вам еще об одном факте, которого вы до сих пор не знали. Дмитрий Жураев по своей первой профессии — врач.
— Не нужно уводить нас в сторону, — посоветовал Хеккет, — он спрятал шприц, полагая, что потом незаметно выбросит его. Ведь он был уверен в своем алиби. У него билет на утренний рейс в Вену, и он был убежден, что успеет избавиться от такого вещественного доказательства. Зачем ему выбрасывать шприц в саду, ведь его могли найти. И в мусорном ящике шприц могли обнаружить. Это же ясно.
— Вещественные доказательства, — вспомнил Дронго. — Между прочим, мы еще не нашли ценности убитой. А ведь если убийца — один из ее гостей, то и ценности должны быть спрятаны где-то здесь, в номере. Убийца не стал бы рисковать, перепрятывая ценности в своем номере.
— Куда-нибудь положил, — недовольно сказал Хеккет, — я думаю, что сотрудники нашего доблестного комиссара их все равно найдут. Кстати, я вас поздравляю, сеньор комиссар. Вы раскрыли два таких сложных убийства практически за одну ночь.
— Пока не раскрыл, — возразил комиссар, доставая очередную сигарету. Он обнаружил, что это была последняя сигарета в пачке и, смяв пачку, выбросил ее в мусорное ведро.
— Как это не раскрыли? — удивился Хеккет. — Ведь убийца — Торчинский, это очевидно.
— Для кого очевидно? — спросил комиссар. — Только на основании найденного шприца обвинять такого известного человека я не имею права. Между прочим, насчет отпечатков пальцев он оказался прав. Мои ребята уже посмотрели. Отпечатков там нет. Если это его шприц и он прятал его у себя в номере, то почему на нем нет отпечатков его пальцев? Что если этот шприц ему действительно подбросили? Обвинить человека в двух убийствах на основании такой улики я не имею права.
— И вы его отпустите? — со злостью спросил Хеккет.