Смерть на холме Монте-Марио
Шрифт:
— Я думаю, кто-то ввел яд шприцем, — предположил Дронго, — на двух сигарах видны характерные следы уколов. Очевидно, убийца для большей гарантии решил начинить ядом несколько сигар, чтобы потом избавиться и от остальных.
Эксперт сложил чемоданчик, взял обе сигары и вышел из комнаты. В гостиной наступило молчание. Хеккет прервал его:
— Нужно искать шприц, комиссар. Если это укол, то где-то должен быть шприц. Он не мог просто исчезнуть.
Комиссар поднялся и вышел в коридор. За ним поспешил Хеккет. Оставшиеся в комнате Дронго и Обозов услышали,
— Вы были его самым близким человеком, — сказал Дронго.
— Да, — кивнул Обозов, — был.
— И вы же обманывали его, — вдруг произнес по-русски Дронго.
Обозов вздрогнул. Он взглянул на Дронго и очень тихо спросил:
— О чем вы?
— Я слышал ваш разговор, когда стоял рядом с лифтом. Вы сообщали по телефону о подписании договора.
Обозов оглянулся на дверь.
— Тише, — попросил он, — я действительно говорил по телефону, но это совсем не то, что вы думаете.
— Я думаю, Марк Лабунский не особенно обрадовался бы вашим переговорам, — заметил Дронго, — и еще я думаю, что он напрасно так доверял вам.
— Не говорите так, — испугался Обозов.
— С кем вы разговаривали? И учтите, что врать не имеет смысла, я ведь легко могу проверить по номеру телефона, с кем именно вы говорили.
— Вы же прекрасно знаете, какая сейчас конкурентная борьба, — вздохнул Обозов, — я его не предавал. Просто информировал руководство банка, с которым мы работаем, об условиях договора.
— Мне кажется, что эта информация достаточно конфиденциальная, — парировал Дронго, — впрочем, я думаю, что угрызения совести вас не мучат.
— Но я его не убивал, — судорожно выдохнул Обозов, — честное слово, я его не убивал. И не могу себе представить, кто это мог сделать. Жураев — самовлюбленный индюк, Соренко — настоящий кретин. Его Марк всегда не жаловал. Торчинский слишком себя любит, чтобы пойти на такое преступление. Я действительно не знаю, кто из них мог оказаться убийцей. И главное, когда было подготовлено убийство. Ведь для этого нужно было проникнуть в номер и отравить сигары.
— А если это сделала женщина? Клавдия была в номере у своей двоюродной сестры?
— Да, была, — кивнул Обозов. — Она, конечно, стерва, но как она могла решиться на такое? А Елена Жураева? У этой бы не хватило мозгов на убийство.
В комнату вернулись комиссар и Хеккет. Комиссар достал еще одну сигарету. Мрачно закурил и, взглянув на Обозова, глухо сказал:
— Сигары принесли именно вы, сеньор Обозов. Вы были единственным человеком, у которого были ключи от номера. У вас было время отравить эти сигары.
— Было, — кивнул Обозов, — но я этого не делал. В фирме Марка Лабунского я получал пять тысяч долларов в месяц. Как вы думаете, неужели я похож на кретина, который готов отказаться от таких денег? Я его не убивал и никогда бы не пошел на такое преступление.
— Тогда кто? — в упор спросил Террачини. — Кто, по-вашему, мог решиться на эти убийства. Кто их совершил?
— Я настаиваю на версии Торчинского, — вставил Хеккет, — это он задушил женщину, а затем отравил сигары. Ведь он должен сегодня утром улететь в Вену. Таким образом, убийство должно было произойти, когда он был бы уже в Вене. Абсолютно гарантированное алиби. Я считаю, что вы должны немедленно арестовать Торчинского, комиссар.
— Арестовать я его всегда успею, — рассудительно сказал комиссар, — мне важнее найти доказательства его вины.
Он не успел договорить, когда в комнату вошел Паоло. Он был перепачкан землей. В руках у него была сигара, завернутая в специальный целлофановый пакет. Следом за ним вошел уже знакомый эксперт-криминалист со своим чемоданчиком.
— Мы нашли ее внизу, прямо под балконами, — сказал Паоло, тяжело дыша, — видимо ее кто-то закурил и потом выбросил.
— Нет, — возразил Дронго, — он не выбросил сигару. Она выпала у него из рук.
— Дайте сюда сигару, — попросил эксперт. Он взял пакет, надел перчатки, осторожно достал сигару, понюхал ее, затем пинцетом отковырнул кусочек и проделал с ним прежние манипуляции. После этого он посмотрел на комиссара и сказал:
— Сигара отравлена.
— Вот и все, — невесело сказал комиссар, — сеньор Дронго, я приношу вам извинения за мои подозрения. Вы помогли мне найти орудие убийства. Если бы не вы, никому в голову не пришло искать эту сигару под балконами. Ведь мы полагали, что яд был в стакане Лабунского. Обозов, подождите нас в соседнем номере.
Обозов поднялся. Он посмотрел на Дронго, слово ища у него поддержки. И не сказав ни слова, вышел из комнаты.
— Здесь действовал один убийца, — торжествующе сказал Хеккет. — Сначала он задушил женщину, затем отравил сигары, зная, что после такого стресса муж обязательно захочет закурить. Все было точно рассчитано. И есть некий налет театральности. Это Торчинский, сеньор Террачини. Вы можете даже не сомневаться.
— Паоло, — обратился комиссар к своему помощнику, — я приказал провести обыск во всех номерах, где живут подозреваемые. Конечно, за исключением сеньора Дронго. Ищите шприц или остатки яда. Ты меня понял? Проконтролируй действия наших ребят. Они уже полчаса проверяют каждый номер. Обратите особое внимание на номер сеньора Торчинского.
— Да, комиссар.
Паоло вышел из комнаты.
— Не думаю, что ваша версия точна, — сказал Дронго, обращаясь к Хеккету.
— Почему?
— У меня есть еще одно доказательство, — сказал Дронго, доставая из кармана коробку спичек с изображением всадника с копьем.
— Какое доказательство? — не понял Хеккет.
— Вот эта коробка спичек. Обратите внимание, как она изогнута, словно под давлением пресса. Когда мы уходили из номера, эта коробка была на столе. Когда мы пришли и я случайно оказался в номере, ее там не было. И затем, когда мы появились в апартаментах Лабунского сразу после убийства, — коробка уже была на месте.