Смерть на рыболовном крючке
Шрифт:
Держась за руки, они втроем медленно пробирались сквозь толпы гуляющих.
Худой парень, одетый в выцветшую черную свободную рубашку и джинсы, поддерживаемые на бедрах длинной цепью от мотоцикла, опустил металлическую решетку безопасности и хлопнул, чтобы убедиться, что она встала на место. Он улыбнулся Уиллоусу.
— Получите лучшие места в санях.
Уиллоус удивленно посмотрел на него, но парень, снова улыбнувшись, предложил пройти.
Он с ребятами устроился в первом ряду ведущих саней. Перед ними — лишь след узкой колеи да
Достигнув вершины, прежде чем спуститься, сани заколебались. Уиллоус всматривался в раскинувшийся внизу и разрушающийся корпус здания, некогда построенного в стиле ампир. Четверть века назад он выиграл здесь ярко-красную ленту, заняв третье место на лыжных сборах в высшей школе. Его время было четыре минуты тридцать секунд. К сожалению, недостаточное для того, чтобы его бюст был отлит в бронзе. Он улыбнулся, вспоминая вялые аплодисменты, когда он поднимался на пьедестал почета.
— О чем ты думаешь, папа? — спросила Энни.
— О растраченной зря юности, — ответил Уиллоус. У него не было времени объяснять, так как неожиданно они помчались вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Колеса грохотали, новое платье Энни раздувалось, волосы путались от ветра.
Они спустились в долину. Уиллоус почувствовал сильное давление решетки безопасности. Где-то позади него вскрикнула какая-то девочка. Затем их вытолкнуло снова наверх и понесло к горизонту, заполненному металлическими мостами.
Уиллоус попытался закрыть глаза, но от этого почувствовал себя только хуже.
На самой вершине колея резко повернула влево. Тупой нос саней, казалось, повис в пустоте, и на какую-то долю секунды Уиллоус подумал, что они вот-вот рухнут. Он смутно понимал, что Энни, глядя на него, пытается обрести уверенность, и потому старался улыбаться. Затем их снова рвануло из стороны в сторону. Шон поднял руки вверх, и ветер надул рукава его рубашки. Уиллоус непроизвольно прижал сына к себе, ощущая его хрупкие косточки.
Сани снова куда-то нырнули и помчались на этот раз гораздо быстрее. Некоторые пассажиры, не выдержав темпа, кричали. Он не мог бы с уверенностью сказать, веселятся они или пребывают в страхе. Он твердо знал только то, что чувствовал сам.
Поездка в санях продолжалась несколько минут, но когда она закончилась, Уиллоус почувствовал, что получил больше, чем заплатил.
— Теперь мы можем пойти на автодром? — спросил Шон.
Уиллоус взглянул на часы — половина третьего. С утра он легко позавтракал, второго завтрака вообще не было, и он почувствовал, что голоден.
— Давайте
— Можно взять пиццу? — спросил Шон.
— Конечно.
— И кока-колу?
— Все, что хотите.
— Что ж, я не возражаю присесть где-нибудь на пару минут, — согласился сын.
Уиллоус поддержал это заявление. С тех пор как они пришли на ярмарку, ими было пережито множество впечатлений. Они познакомились с несколькими выставками, посмеялись над каждым искаженным изображением в зале кривых зеркал, визжали от страха и наслаждения в Туннеле Судьбы, не считая времени, потраченного на стояние в очередях. Иными словами, бесконечно длинные периоды вынужденного безделья чередовались с моментами радостного возбуждения.
Не существует на свете детей, которые бы не жаловались. Но кажется, его сын и дочь воспринимали паузы как подарок, а что касается самого Уиллоуса, то он был доволен тем, что находится рядом с ними, принимая участие в небольших радостях и огорчениях, которые подарил им этот день.
В одном из множества выносных ресторанчиков, рассеянных по ярмарке, Уиллоус заказал греческий салат и ананасовую пиццу.
Подавала еду женщина лет пятидесяти, у которой, казалось, под выцветшим лимонно-зеленым рабочим халатиком никакой другой одежды не было.
— От этих печей такая жара, — сказала она, уловив его удивленный взгляд. — Хотите что-нибудь выпить?
— Большой кофе и две маленьких кока-колы.
Женщина достала из-под прилавка маленькую, заранее сложенную картонную коробку без крышки и указательным пальцем вставила боковые защелки. Уиллоус наблюдал, как она заполняет коробку кусками пиццы, салатом и безалкогольными напитками. На прилавке лежала стопка бумажных салфеток. Он взял себе три. Женщина послюнявила огрызок карандаша и, набросав несколько цифр на обрывке газеты, сообщила:
— С вас семь пятьдесят.
Уиллоус протянул десятидолларовую банкноту и положил в карман сдачу.
Энни и Шон заняли ближайший стол. Он сел рядом и разделил еду на троих.
— Ты взял какие-нибудь соломинки? — спросил Шон.
— Здесь их нет.
— А ты спрашивал?
— Нет, но я видел.
— Мама всегда дает нам соломинки…
— Нет, не всегда, — сказала Энни, быстро придвигаясь к отцу.
Уиллоус медленно ел нарезанную ломтиками пиццу. На вкус она была даже хуже, чем на вид. Он подцепил пластмассовой вилкой немного салата.
— Ты можешь взять и мой тоже, если хочешь, — сказал Шон, слизывая томатный соус со своих растопыренных пальцев.
— Невкусно, — сказала Энни, отставляя тарелку.
— Могу я получить на десерт сахарную вату? — хитренько улыбнулся Шон.
— Конечно, только если съешь немного салата.
Уиллоус отставил в сторону пустую картонную коробку, сделанную просто, но элегантно.
Энни придвинулась поближе к отцу.
— Можно тебя спросить кое о чем, папа?
— Что за вопрос, душенька, конечно!