Смерть найдёт каждого
Шрифт:
Кусманчик приобнял Максима, но тот отстранился. Тогда юноша сказал:
– Я как-нибудь могу тебе помочь? Я практически заперт тут, и у меня не столь много знакомств, но…
И вдруг почувствовал, как глупо звучат его слова. И, в конце-то концов, что он может предложить несчастному бездомному?
Не прекращая рыданий, Максим повернулся к Кусманчику и уткнулся лицом ему в бок. Молодой человек вздрогнул, потому что бомж коснулся одной из недавних, ещё не зажитых ран, но стерпел и не отстранился. Он снова попытался приобнять Максима, и на сей раз тот даже не шелохнулся.
А у Максима на уме сейчас было только
Вспомнить! Почему он не может вспомнить?! Что же с ним сделали? И кто?!..
– Разумовский, – одними губами прошептал Максим.
Кусманчик удивлённо посмотрел на него, ожидая пояснения.
Его не последовало. Но Максим вспомнил. Не всё, но кое-что. Стресс, вызванный разговором, разбередил глубины памяти, те её области, которые, как чудилось, надёжно и навсегда похоронили давние воспоминания. Те самые, над которые смеялись; из-за которых издевались…
– Разумовский, – повторил Максим чуть громче.
– Разумовский, – эхом откликнулся Кусманчик. – Это он виноват, что ты потерял всё? Это он выгнал тебя на улицу и превратил в… – Юноша недоговорил.
Максим, со слезами на глазах, отчаянно кивал. Да, Кусманчик прав! И Максим наконец-то вспомнил! Не всё, нет, – но и того, что он теперь снова знал, было достаточно.
– Я найду его… – прошептал Максим. – Я найду Разумовского… и…
Кусманчик погладил его по плечу.
– Может быть, останешься ещё хоть на полчасика? Я дам тебе откусить от меня самый вкусный кусочек. И крови можешь попить. М-м?
Кусманчик не испытывал особенного влечения к Максиму – сейчас он относился к нему скорее как мать или отец относятся к несмышлёному, достойному лишь сочувствия ребёнку, нашкодившему и поплатившемуся за это, однако, по сути, в том совсем невиноватому.
– У меня тут есть все средства предохранения, – убеждал Кусманчик. – И зелёнка с йодом. И пластырь с бинтом. Ты ничем не заразишься. Тебе ничего не угрожает. И денег я с тебя не потребую. Всё по дружбе.
Пуще прежнего смущённый добротой нового знакомого, Максим кивнул.
Он примет предложение Кусманчика. В конечном итоге, и ему, Максиму, нужно отдохнуть и восстановить силы. А если друг предлагает помощь, хотя бы и такую, грех отказываться.
«Чёртов вирус! Как ты всё поменял, извратил!.. Но тебе не удастся лишить людей того, что им свойственно с момента зачатия человеческой расы, – души!»
И он припал жадными, голодными зубами к боку Кусманчика. Почувствовал свежее мясо, кровь… Главное, не сойти с ума от этого впечатления.
Прежде чем прикрыть от наслаждения глаза, Максим заметил, как их закрыл веками Кусманчик. Даже если ему было больно, тот никак этого не выдал: не вскрикнул, не вздрогнул…
Максиму было хорошо, а это – лучшее состояние, лучшее ощущение перед тем, как идти на важное и рискованное дело. Смертельно опасное. Но – необходимое, неизбежное. Перед тем как идти на месть.
Он найдёт Разумовского. И уничтожит. Отплатит той же монетой. Разрушит его жизнь и заставит умирать, медленно, мучительно. И через это обретёт спасение и спокойствие, и наконец всё – абсолютно всё! – вспомнит.
Он вернёт себе потерянную жизнь.
Левое предплечье Максима, там, где его подрал оживший мертвец – или кто была эта тварь? – обожгло внезапным приступом боли, но бездомный, погружённый в нахлынувшие волной мечтания и долгожданное, хоть и сиюминутное счастье, не обратил на это внимания.
Глава 11
Среда
Припарковавшись на улице О, Герер и Вольский вошли в ломбард.
Снаружи он ничем не выделялся на фоне остальных многочисленных ломбардов, которые довелось видеть полицейским. Когда коллеги оказались внутри, их ощущения не изменились. Типичный ломбард: тесный, бесшумный и пропитанный ощущением денег, причём денег, заработанных преимущественно нечестно. Такие деньги легко получить, но ещё легче потерять, и ломбард мог помочь клиенту как в первом, так и во втором случае. Никому не хотелось проблем с законом, поэтому владельцы ломбардов предпочитали работать честно. Или делать вид, что они честны перед различными кодексами, в том числе уголовным. Однако «деньги делают деньги», и чем больше ты их сделал, тем больше тебе хочется. Следовательно, разрешено всё то, что не запрещено – и не замечено. Кради – но будь предельно осторожен и насторожен. По крайней мере, подобные мысли навевал именно этот ломбард.
«Получается, есть в нём что-то своё, нечто особенное», – подумал Анатолий.
Но мысль свою продолжить не успел, поскольку занятый разговором – судя по всему, с очередным клиентом – владелец, упитанный лысый мужчина в очках, наконец обратил на них внимание.
Анатолий отвлёкся от досужих размышлений и тоже внимательно посмотрел на того, кого заинтересовал его вид. Впрочем, неудивительно, что их вычислили: несмотря на то, что оба полицейских были в штатском, определить, кто они, опытному глазу не представлялось сложной задачей.
Справился с ней и владелец ломбарда. Ни слова не говоря, он кивнул посетителю, рослому, непропорционально сложенному малому с длиннющими руками. Тот никак не отреагировал – просто развернулся, прошёл мимо, задев плечом Вольского, и скрылся с глаз, очутившись на улице.
Вольский, недовольный тем, что здоровенный мужик не смотрит, куда прёт, сморщился и обратил более неприветливый, чем прежде, взгляд на владельца заведения.
Анатолию физиономия человека, только что покинувшего ломбард, показалась подозрительной. Он почти не сомневался, что перед ними был преступный элемент. Но не пойман – не вор, и Анатолий переключился на ожидавшего их владельца ломбарда. Тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу и постукивал пальцами по перегородке, за которой стоял; при взгляде на Вольского с Герером лицо его исказилось в гримасе неудовольствия, а может, отвращения.
Вольскому это не понравилось ещё больше.
Нравится владельцу, что его отрывают от работы, или нет, а у полицейских тоже были здесь свои дела, причём дела важные. И требовалось немедленно вмешаться, пока Вольский не взорвался и не налетел на, в общем-то, не сделавшего пока ничего страшного человека.
– Лейтенант Герер, – выступая вперёд, представился Анатолий и предъявил служебное удостоверение.
– А это? – неприветливо осведомился мужчина за стойкой, кивнув на Вольского, и скорчил очередную гримасу.