Смерть не выбирают (сборник)
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду? – спросил Михальченко.
– А то, что он попал в руки этому человеку где-то здесь, и по дороге отсюда он его и зашвырнул в кусты.
– Куда ведет эта тропинка? – спросил Михальченко и у спортсмена.
– Она соединяет шоссе с просекой.
– А просека?
– С одной стороны начинается у сквера, пересекает всю рощу и другим концом тоже выходит к шоссе.
– Которое ведет к аэропорту? – спросил Остапчук.
– Да.
– Ну и что? – Остапчук посмотрел на Михальченко.
– Покумекаем, – ответил тот. – Поехали.
Тем же путем возвращались к машине.
– Что у тебя с этим делом? С Басиком? – тихо спросил
– Вроде видели его в Боровичах.
– Далеченько. Чего он туда махнул?
– Разберемся…
– Остапчук прав, – сказал Левин. – Если не соврал мне Иегупов, что проводил Тюнена до начала просеки, значит Тюнена кто-то настиг на ней где-то посередине, по пути к шоссе. Вряд ли этот "кто-то" пришел бы в рощу из города специально, чтоб избавиться от паспорта Тюнена. Это можно было сделать в городе в любом месте. Паспорт попал к неизвестному нам человеку в руки там, в роще. Там он его и выбросил, возможно, забрав из него авиабилет. Да, Остапчук прав. Когда ломбард откроют?
– Я справлялся. Сказали "на днях". Наша точность! Простой у нас получается, – огорченно сказал Михальченко.
– Не будет простоя, Иван Иванович. Звонил отставной полковник Кукин. Откликнулся на объявление в газете. Из "Комиссионторга" его переадресовали к нам. Плащ купил он. Надо выяснить, тот ли этот плащ. Вот так.
– Смотри-ка! А я ведь на этом поставил крест! – оживился Михальченко.
– Ты уж забери этот крест, нам с тобой его еще нести и нести. А пока что связывайся с Кукиным. Вот координаты, – Левин протянул Михальченко листок бумаги…
После полудня Михальченко отправился в санчасть на процедуры: массаж и озокеритные ванночки для руки. Постепенно рука оживала, контрактура все меньше и меньше сковывала пальцы. Может все шло бы быстрей, если б ходил на процедуры ежедневно, как и положено. Но случалось, из-за занятости пропускал два-три дня в неделю. Он понимал, что в итоге придется идти за третьей группой на ВТЭК…
В коридое санчасти он увидел сидевшего на стуле Остапчука.
– Ты чего здесь? – удивился Михальченко, опускаясь на пустой стул рядом.
– Зуб. Всю ночь не спал, хоть на стену лезь.
– А чего ждешь?
– Там есть больной, – кивнул Остапчук на дверь, за которой выла бормашинка. – Мне, наверное, тоже сверлить будут? – словно ожидая утешения, спросил Остапчук. – Боюсь, зараза. Больно, говорят.
– Ты что, первый раз к зубному?
– Первый.
– Слышь, Максим, ты мне сказал, что Басика засекли в Боровичах, не идет у меня одна думка из головы. Басик, как я понял, добывает оружие для этого кавказца. В Боровичах в 1941 был УР [укрепрайон]. Там шли сильные бои с немцами. По сей день пацаны находят винтовки, гранаты, немецкие автоматы. Живы еще люди, которые знают в лесах места, где этого добра погуще. За хорошие бабки, а тут Басик скупиться не станет, сводят его в лес, подскажут, где искать.
– Кишка у него тонка, у Басика, допереть до этого. Да и не так уж мало он взял в школе ДОСААФ.
– Не скажи. На параше посидишь – до чего хочешь додумаешься. А разве ты не читал в газете, что на Смоленщине и еще где-то, где бои с немцами большие шли, пацаны оружие и боеприпасы находили, а потом туда уголовный элемент потянулся?
Из кабинета стоматолога вышел больной, держась за щеку.
– Входите! – раздался голос из кабинета.
– По мою душу, – вздохнул Остапчук, поднимаясь. – Ты про то, что говорил, пока помалкивай. Тут крепко подумать надо, а потом можно и руководству доложить…
Михальченко пошел в конец коридора
Через час Остапчук шел из санчасти домой. Хотелось скорее добраться до постели и заснуть. Болела губа, надавленная рукояткой зеркальца, ныла десна, в голове гудело от мучений минувшей бесонной ночи и от визга бормашины во рту. Но прежней – дергавшей, бившей в висок и в железу под челюстью боли уже не чувствовал. Остальное можно было терпеть, "переспать", как сказал он себе.
Остапчук шел и думал о том, о чем говорил ему час назад Михальченко, и постепенно соглашался, что в рассуждениях приятеля имелся резон. К концу дороги он уже вовсе увлекся версией Михальченко, она заслонила все остальные возможные поводы, вдруг погнавшие Басика в Боровичи…
Человек совершает роковые ошибки по многим причинам: по глупости, из-за упрямства, из-за неспособности мыслить логически, из-за неумения обуздать эмоции, из-за отсутствия профессионализма при решении какой-то задачи. Перечень можно продолжить. Капитан Максим Федорович Остапчук совершил свою роковую ошибку сейчас. Его мотивацию нельзя объяснить ничем из вышеперечисленного. Просто он очень устал вообще, издергала каждодневная работа по двенадцать-четырнадцать часов, измучил быт самой службы: постоянное отсутствие машины в самый нужный момент, незащищенность своя и подчиненных, вечная оглядка на несовершенные законы, примитивное техническое оснащение, которое надо беспрерывно чинить, низкая квалификация иных коллег. Трактор и тот от такой жизни развалится или потянет не в ту борозду. А нынче Остапчук был к тому же в разобранном состоянии из-за корчившей всю ночь зубной боли. Все вместе взятое сейчас как бы достигло критической массы и потянуло грузом на дно усталости и неосознанного безвольного желания уцепиться за что-нибудь, что казалось складным, очевидным, простым и потому может быть надежным. И таким надежным увиделась версия Михальченко, поскольку иного ясного объяснения появлению Басика в Боровичах Остапчук не имел. Так и была зачата в сознании Максима Федоровича ошибка, ставшая роковой…
25
– Это квартира Кукиных? – спросил Михальченко, прижав трубку к уху плечом и распрямляя запутавшийся шнур.
– Да. Кто изволит интересоваться?
– Мне бы Павла Никифоровича, – попросил Михальченко.
– Я у телефона, – ответил густой шершавый баритон.
– Павел Никифорович, вас беспокоит директор оперативно-сыскного бюро "След" Михальченко.
– Что за бюро такое?
– Это я вам расскажу при встрече. А повидать мне вас необходимо.
– По поводу чего?
– Вы откликнулись на объявление "Комиссионторга". Это связано с плащом, который вы купили.
– Был такой эпизод. – Наступила пауза. – Хорошо, приезжайте. Улица Листопадная, шесть, квартира сто двенадцать. Это на Колпаковке.
– Буду через полчаса…
Кукин оказался высоким стройным человеком лет шестидесяти пяти с совершенно седой пышной шевелюрой. Идя за ним по коридору, Михальченко обратил внимание на его легкую походку и на ровную спину. Весь он был какой-то свежий, сияющий в куртке из тонкого коричневого сукна с широким шалевым воротником из серой ткани. Ступал по ковровой дорожке, обутыми не в домашние шлепанцы, а в черные, глянцево блестевшие туфли. И в комнате, куда он завел Михальченко, тоже все светилось чистотой – покрытый лаком паркет, чистые окна, ни пылинки на простой полированной мебели местного изготовления.