Смерть не заразна
Шрифт:
ВОЛОСЫ У ОТЦА БЫЛИ, КАК У АЛЬБЕРТА ЭЙНШТЕЙНА
Перевернув лист календаря с июня на июль, я увидела фотографию Альберта Эйнштейна и вдруг поняла, что у отца были почти такие же волосы. Как на этой фотографии, где у Эйнштейна они чуть не до плеч и немного вьются. Снимок датирован 1952 годом.
Отец, тогда ученик старшей школы, еще не успевший открыть для себя Эмили Дикинсон, в те времена стригся коротко.
После его смерти всё, что у него в жизни было, включая тяжелое пальто и
Сапоги перебрались в дом после жуткого ливня. Они удобные, и зимой я, быстро сунув в них ноги, иду ловить нашего кролика. Кролика мы держим в клетке, но днем выпускаем побегать на заднем дворе. Раньше у мужа были почти такие же сапоги, и поначалу казалось, будто это они и есть. Но эти принадлежали отцу.
Когда я была маленькая, я любила ходить по дому в отцовских ботинках и твердо верила, что когда-нибудь и у меня будут такие же ноги. Отец меня не разубеждал, хотя, учитывая, что ботинки у него были тринадцатого размера, это было маловероятно. Отец не любил разрушать иллюзии.
ПРИРОДА САМОУБИЙСТВА
Я рассказала Элизабет правду о смерти деда. Умер он до ее рождения, и потому я не знала, нужно говорить или нет. Однако мне не хотелось, чтобы она узнала о его самоубийстве от чужих людей. Когда ей исполнилось шесть лет, я ей сказала:
— Ты ведь знаешь, что твой дедушка умер.
— Да.
— Он покончил жизнь самоубийством.
— Что такое «самоубийство»?
— Это когда человек сам лишает себя жизни.
Она кивнула, и я решила было, что самое страшное позади.
— Как это случилось?
— Ну, у него были кое-какие неприятности…
— Нет, — перебила она. — Как? Он зарезался или повесился?
— А! — сказала я, пытаясь сообразить, как бы так сказать про пистолет, чтобы вышло не слишком ужасно. И ничего путного не придумала:
— Он застрелился.
— А куда застрелился? — спросила она, изобразив пистолет пальцем и помахав им в воздухе.
К такой реакции я оказалась явно не готова.
— В голову, — сказала я, опережая вопрос.
— А куда в голову?
— Мы точно не знаем, — сказала я.
Дочь разогнула ладонь.
Природа самоубийства постыдна. В семьях, где произошло самоубийство, обычно это скрывают. Порой даже пишут в свидетельствах о смерти другую причину. Не могу передать, как же я винила себя, и продолжалось это до тех пор, пока не покончил с собой один мой дальний знакомый, оставив жену и шестнадцатилетнего сына.
«Что они ему сделали?» — неожиданно для себя подумала я тогда.
Мысль меня потрясла, и я заплакала.
В первом классе в школе, где учится моя дочь, выбирают «Человека недели». У каждого ученика есть свой небольшой стенд, где он вывешивает портреты домашних, а на уроке рассказывает о них классу.
— Как сегодня прошел урок? — спросила я.
— Отлично, — ответила дочь.
При мелькнувшей вдруг мысли о том, чт о она там рассказала, у меня екнуло сердце. Не желая выдать свои опасения, я начала издалека:
— И что же ты рассказала про бабушку Джинни?
— Что она живет на Гавайях и присылает подарки.
— А про папу?
— Что он коммерческий директор и печатает книжки.
— А про дедушку?
— Что он застрелился из пистолета и выстрелил в голову.
— И что же сказала учительница?
— Учительница сказала: «О!»
Пока я писала эти последние страницы, Элизабет проснулась и, накинув на плечи любимое легкое одеяло, пришла ко мне.
— «Природа…» — прочла она вслух и запнулась.
Я понадеялась, что следующего слова ей не прочесть, — оно было слишком для нее длинное и вряд ли попадалось в учебниках третьего класса.
— «…самоубийства», — дочитала она до конца.
Я сидела, не зная, что сказать.
— Неплохо звучит для названия.
Я с трудом заставила себя не свернуть на другую тему сию же секунду:
— Что такое, по-твоему, самоубийство?
После первого разговора мы этого ни разу больше не касались.
— Это то, что сделал дедушка.
— Как ты думаешь, почему он так поступил?
— Потому что не справился с жизнью. К тому же он пил, вот мозги у него и поехали. — И она с выражением повторила это слово: — Поехали.
Элизабет рассмеялась, обняла меня и слегка куснула за плечо:
— Вроде как мои зубы.
— Зубы? — отчего-то встревоженно спросила я.
— Слишком их у меня много, вот они друг на друга и наезжают. — Она широко разинула рот, как в кабинете у ортопеда.
СЛАВА
На девятый мой день рождения отец купил мне велосипед. Он приехал с друзьями в машине на старую ферму, где мы жили тогда с мамой, у которой вот-вот должен был родиться мой сводный брат Джесс, и двумя сводными сестрами, Эллен и Марой. Отец отвез меня в «Швинн», и я выбрала себе велосипед. Кто еще приехал тогда в компании с отцом, не помню. Отец страшно радовался оттого, что может выполнить мою просьбу, а я радовалась велосипеду. У него было сверкающее красное седло и фары, которые, конечно же, сразу перестали гореть, но сам велосипед прослужил долго. Отцу захотелось, чтобы я тут же села и его опробовала. Сначала мне было неловко рулить по парковке перед всей компанией. Но едва я, приналегши на педали, ощутила скорость, я тут же о них забыла.