Смерть носит пурпур
Шрифт:
Лебедев ссадил его у знакомого дома и заявил, что там ему делать нечего. Крикнув извозчику: «Обедать!» – он махнул на прощание и потерял всякий интерес к человеку, которому так быстро и просто помог.
На всякий случай Чердынцев осмотрелся: городовых поблизости не оказалось, со двора тянуло мерзким запахом сгоревшего дерева. Он постучался. Хозяйка взглянула на него и пропустила молча, словно ждала. О чем тут разговоры разводить, не чай пришел пить.
Чердынцев открыл дверь и остановился на пороге. Он ожидал всего, чего угодно. Но только не трех пар глаз, уставившихся на него. На подоконник всей своей массой уселся Марков. Чиновник скрестил руки на груди и рассматривал пол. Вошедшего удостоил косого взгляда, да и только. Единственный стул в комнате занял Таккеля. Учитель пытался сидеть пристойно, но получалось у него криво, словно он не мог держаться, глаза его были мутными и расплывчатыми, на щеках виднелся румянец, он часто сопел и облизывался. Можно было подумать, что краса и гордость гимназии несколько навеселе. Зато ротмистр Еговицын, без сомнений, был трезв. Заняв угол, он единственный одарил гостя незаметным кивком.
– Никуда без нашего блестящего Чердынцева, – сказал Таккеля и глупейше хмыкнул. – До всего ему дело есть… Какой шустрый человечек – чиновничек…
– Таккеля, глазам не верю: ты – и вдруг пьян! – ответил Чердынцев. – Прогуливаешь занятия?
– Не твоего ума дело… выкормыш…
– Господа, держитесь рамок приличий, – сказал Еговицын. – Наша встреча радости никому не доставляет…
– Верно замечено, – согласился Марков. – Ноги бы моей здесь не было…
– И моей… – Таккеля взмахнул руками и чуть не свалился со стула. – Но вот он я, тут! И знаете, что? Как же я вас ненавижу, мои милые гимназические друзья… Вот сказал, и как камень с души упал…
– Молчать! – рявкнул Еговицын. – Никому не хочется утирать твои сопли…
– Зачем только я пришел?.. – проговорил Марков.
– Неужели не знаешь? – Таккеля совершенно расплылся в улыбке и погрозил пальчиком. – Ах, шалун… А ты, Чердынцев, как оказался в нашей милой компании?
– Меня привезли, – ответил тот.
Таккеля захлопал.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Ванзаров. Он лучился отличным настроением и отвесил общий поклон. Никто не шевельнулся, словно увидели призрака или удава, который приближается неотвратимо. Даже Еговицын замер в своем углу.
– Рад всех видеть, господа, – сказал Ванзаров. – Рад потому, что эксперимент удался. Стоило в записке указать время, место вы нашли сами. Все, как один. Правда, ожидали увидеть не меня. Вот только не пойму, что господин Чердынцев здесь делает.
– Меня ваш друг привез, – ответил тот.
– Вот как? Интересно… Ну, теперь уже неважно…
Марков встал, всем видом показывая, что его оскорбили в лучших чувствах и делать ему тут нечего.
– Официально заявляю: я пришел, чтобы предложить помощь в связи с кончиной Сергея Ивановича Нарышкина, – проговорил он торжественно. – И хочу…
– Чем помочь желаете: собирать куски Нарышкина по саду?
– Да как вы смеете…
– Вернитесь на место, господин Марков…
Решительный порыв испарился. Чиновник присмирел и послушно присел на подоконник.
– Есть еще желающие высказаться или сделать заявление?
Таккеля пьяно улыбался, а ротмистр смолчал.
– Благодарю, господа, – сказал Ванзаров. – Постараюсь не отнять у вас много времени. Небольшая новость: я от нотариуса. Господин Федоров не оставил завещания, а детей и наследников у него нет. Таким образом, имущество его считается выморочным и отходит в пользу государства. Важно, чтобы вы это понимали. У меня для всех есть деловое предложение. Завтра в восемь утра я буду у дома Федорова. Тот, кто придет первым, получит от меня большой приз: я укажу, где находятся записи, которые раскрывают тайну производства золота. Обещаю отдать без лишних вопросов.
– И какова же цена, Ванзаров? – спросил Таккеля, вытирая слезы. – С вами нужно держать ухо востро, того гляди, проторгуешься…
– Вы совершенно правы, господин учитель. Цена невелика: надо будет под протокол рассказать все. Вы понимаете, о чем я. Ничего не утаивая. Мне известно многое, но необходима бумага. Дело это тонкое и щекотливое, я бы даже сказал – неприятное. Но такова цена. Подумайте, что стоит на кону. Не требую сейчас, это было бы бесчеловечно. У вас для размышлений вечер и ночь. Засим не задерживаю…
Еговицын вышел так быстро, словно бежал от наступающего врага. Таккеля кое-как поднялся со стула и нетвердой походкой проследовал за порог. Марков чего-то ждал, словно не мог решиться, но и он покинул комнату. На Ванзарова не посмотрел никто, словно на нем лежало заклятие. Они остались вдвоем с Чердынцевым.
– Мое предложение к вам не относиться. Вы здесь оказались из-за нелепой ошибки.
– Что же мне теперь делать? – спросил Чердынцев.
– Отправляйтесь в гостиницу. Потерпите день-другой. Скоро все кончится.
– Значит, нашли источник золота?
– В каком-то смысле, – ответил Ванзаров. – Государственному банку не о чем беспокоиться. Так и передайте господину Плеске…
– Непременно… Господин Ванзаров, я мало вас знаю, но и то, что знаю, заставляет относиться к вашим словам серьезно…
– Благодарю вас.
– Это не комплимент, а напоминание для самого себя… Так вот, не могу ли я просить вас, когда завершите дело, позволить мне… Как бы это сказать…
– Вы хотите сделать блестящий доклад вашему начальству, – закончил Ванзаров. – Мысль интересная и правильная для карьеры. Есть только один трудный момент…
– Я готов на все… – сказал Чердынцев.
– Не сомневаюсь. Это и есть трудный момент. Вам не следует влезать в это дело. Золото алхимиков имеет привычку губить жизни тех, кто слишком его жаждет, оно приносит несчастье… Так что напишите в вашем рапорте: был запас, да весь вышел… Покидать город вам по-прежнему запрещено. Всего хорошего…