Смерть носит пурпур
Шрифт:
– Отправляйтесь-ка в участок, Николай Семенович, Лебедев вам рану обработает…
Для приличия отказавшись, Скабичевский все же согласился. Из дома он вышел пошатываясь и придерживаясь стен, сил явно не рассчитал.
Оставалось совсем немного. Ванзаров нашел хозяйку дома в саду зареванной, но вполне способной отвечать на вопросы. Мадам Терехова еще была напугана, но уже подсчитывала убытки и мысленно ужасалась: это сколько же денег потребуется, чтобы отремонтировать стену. Никаких постояльцев не хватит. Да и кто к ней пойдет после такого? Одни убытки бедной женщине. Она так погрузилась в печальные думы, что и не разобрала, о чем ее спрашивают. Ванзаров вежливо повторил.
Мадам Терехова взглянула и сочла, что это кто-то из знакомых постояльца.
– Вам-то еще чего надо? – сказала она, утирая щеку платочком. – Вон делов натворили! Все по ветру пустили… А еще за прошлые месяцы не расплатился… Кто убытки покроет? Как людям верить?
– Разве господин Нарышкин не заплатил вам золотом?
Хозяйка только презрительно фыркнула:
– Тоже мне, господин в одном сюртуке и летом и зимой. Золотом заплатил! Счастье, что хоть мятыми бумажками иногда отдавал.
– А вещи он когда распродал? – в третий раз спросил Ванзаров.
– Так перед Рождеством как начал таскать, так и не угомонился, пока одна смена белья не осталась… – скала она. – И куда только деньги девал? Непьющий ведь, в карты не играл, любовницы не имел. А деньги как сквозь пальцы проскакивали.
– Наверное, на друзей тратил…
– Хороши друзья, нечего сказать: придут, пошушукаются и убегут! Хоть бы подарок какой ему принесли или угощенья…
– Барышни, наверно, заходили?
Терехова только рукой махнула:
– Какие барышни… Бобылем жил…
– Так ведь на днях к нему одна худощавая приходила, учительница из гимназии.
– А вы откуда знаете?
– К слову пришлось, – ответил Ванзаров.
– Да уж, была… Зашла и вышла, – ответила Терехова.
– И ведь что странно: за последние сутки визитеров к Нарышкину прибавилось значительно. Так и шастают… Чего им понадобилось?
– Сама не пойму… Выспрашивают, просят подождать у него в комнате. Да я никого не пустила.
– И очень правильно делали, – сказал Ванзаров, поклонившись.
Тут только Терехова сообразила, что не знает, кто этот милый молодой человек с роскошными усами. Позабыв об убытках, она улыбнулась ему с невольным кокетством.
– А вы кем Сергею Ивановичу будете? В гимназии учились вместе?
– Думал помочь ему в одном деле, да вот не успел, – ответил Ванзаров.
– Квартирку снять не желаете? Я уступлю. Самый сезон как раз начинается.
Ванзаров обещал подумать над этим заманчивым предложением. И в качестве аванса попросил Терехову: всех знакомых Нарышкина впускать без препятствий, но тщательно запоминать, кто и когда пришел. Хозяйка рада была помочь, раз такой постоялец объявился на ее горизонте.
49
За последние часы пристав испытал столько разных эмоций, сколько не накопил за все прожитые годы. Его кидало, как при шторме: то подбрасывая вверх, то швыряя в пучину. Отделавшись от утренней неприятности, он думал, что на этом все кончилось.
Полеживая в кровати, Врангель предавался приятным мечтам, как проведет этот мирный день. Но не тут-то было. На квартиру к нему заявился ужасный человек с желтым чемоданчиком, вытащил из-под одеяла и заявил, что единственная болезнь пристава – это лень и глупость, и уж он-то найдет для нее отличное лекарство в Департаменте полиции. До начала исцеления у пристава ровно минута, чтобы спуститься вниз и устроить нагоняй своим бездельникам, которые должны незамедлительно вернуться на место преступления, завести дело и отвезти жертву куда угодно, хоть в госпиталь Дворцового ведомства. Врангель второпях нацепил форму и как миленький побежал в приемную часть. Несчастные чиновники получили такой нагоняй, какой им и не снился. Особенно досталось письмоводителю Птицыну.
После такого разгрома у пристава полегчало на душе и он счел, что теперь все кончено наверняка. Но не прошло и часа, как поступило сообщение о взрыве в частном доме. И опять полиция была поднята на ноги. И хоть господин Лебедев и слова не проронил, но один его взгляд послужил не хуже кнута. Срываясь на крик, Врангель отправил и без того загнанных чиновников на новое дело. Только Скабичевскому, как раненому, разрешено было остаться.
Призвав его, Лебедев осмотрел рану, наложил какую-то волшебную мазь и спросил о самочувствии. Скабичевский пожаловался на тошноту и головокружение. Ему было велено отправляться домой и до завтра не показываться на службе. И не вздумать шататься с Ванзаровым. Этому «здоровому бугаю», как выразился Аполлон Григорьевич, все нипочем, а у чиновника могло быть сотрясение мозга. Извилин и так немного, так что жаль растерять последние. Скабичевский не имел сил обижаться, поблагодарил и отправился исполнять приказание. А Лебедеву оставалось только ждать в одиночестве. Доктор Сухов сегодня не был расположен к общению и заперся у себя в медицинской.
Стоило Ванзарову переступить порог участка, как налетел вихрь. Его крутили, вертели со всех сторон, трогали ребра и даже ощупали голову. Напоследок был замерен пульс и рассмотрены белки глаз. Диагноз был краток: не иначе как в сорочке родился – ни единой царапины. Даже йодом помазать нечего.
– Одно скажу: или вы заколдованы, или вас хранят для чего-то важного до поры до времени, – заключил Лебедев.
– Это случайность, не более того, – сказал Ванзаров, стараясь поправить измятую сорочку.
– Вы же не верите в случайности. Или чудесное спасение заставило изменить взгляды?
– Логика без случайности скучна, как учебник химии.
Насчет химии Лебедев был другого мнения, но настроение для споров у него еще не созрело.
– Что бы там ни было, все кончено, – сказал он. – Убийца вынес себе заслуженный приговор. Поехали домой…
– Вы, безусловно, можете отправиться ближайшим поездом, – ответил Ванзаров.
– А вам что – в Царском Селе медом намазано?