Смерть носит пурпур
Шрифт:
– Решительно вас не понимаю, – ответил Марков.
46
Чиновник почтово-телеграфной и телефонной конторы Локтев уставился в «Книгу регистрации телеграмм», чтобы со стороны казалось, будто занят он чрезвычайно важным делом. Между тем все внимание его было отдано странному посетителю.
Молодой человек казался прилично и модно одетым, лицо его было чисто и ухоженно. Вот только вел он себя до чрезвычайности странно. Прибежав впопыхах, потребовал дать экстренную телеграмму. Поначалу Локтев не удивился: на то и телеграф, чтобы отправлять срочные новости. Когда же молодой человек
Он мягко намекнул, что шутки на телеграфе недопустимы. Можно и в полицию загреметь. Молодой человек накричал на него, требуя отправить немедленно. Локтев перечитал текст: ничего подстрекательного к бунту или противоправного в телеграмме не было. Сбегать странный посетитель не собирался, а, напротив, ожидал быстрого ответа. Отстучав ключом текст и получив расчет по срочному тарифу, Локтев стал дожидаться, чем все это кончится. Будет о чем рассказать жене вечером за чаем.
В просторном помещении телеграфа Чердынцев чувствовал себя загнанным в клетку. Он не мог стоять на одном месте, не мог сидеть на затертых лавках и не мог скрывать от себя, что его охватила паника. Подобную слабость он гнал от себя, воспитывая не только умение мыслить и излагать четко, но и не позволял нервам брать над собой верх. Он не справился, когда на него напали в номере и скрутили. Теперь паника опять подступила. Была она куда гаже и сильнее первого приступа.
Чердынцев знал, что не должен потакать ей, но ничего не мог с собой поделать. Перед глазами так и стояла картина: жуткий Ванзаров смотрит на него так, будто это он убил Федорова. «А если это правда?» – спросил кто-то у него в голове. Чердынцев замахал на него, гоня прочь. И опомнился, что находится в публичном месте. Почтенная дама глядела на него открыв рот, а приказчик из лавки не скрывал усмешки.
Настенные часы отбили четверть.
– Да что же он медлит… – пробормотал Чердынцев. Как мог начальник в такой критический момент заниматься другими делами? Ему была обещана помощь по первому зову. А помощь Чердынцеву сейчас требовалась. Необходимо, чтобы Плеске связался с Департаментом полиции и добился отмены его домашнего ареста. Это же очевидно! Тогда он сможет вернуться в Петербург, успокоиться и уже с холодной головой разобраться, что произошло. Почему же управляющий молчит?.. Надо его поторопить еще раз.
Схватив телеграфный бланк, Чердынцев написал новое послание. Было оно более кратким и энергичным. На такие мольбы нельзя не откликнуться. Локтев прочитал его и на всякий случай спросил: действительно ли господин желает это отправить? Быть может, он еще раз подумает? Советы телеграфиста Чердынцева не занимали. Он даже кулаком пристукнул по конторке. Локтев пожал плечами, собрал рассыпанную мелочь и отправил депешу в Петербург.
– Как только для меня будет телеграмма, дайте знать, – сказал Чердынцев, отходя в сторону.
В конторе похолодало. Он поднял воротник сюртука и спрятал руки в рукава. Теплее не стало, кажется, его бил озноб. Не хватало еще привезти в столицу простуду. В Государственный банк нельзя с мокрым носом и кашлем.
Чердынцев прошелся мимо окон, в которых виднелся чей-то садик, и посмотрел на часы. Ах, вот в чем дело: стрелки у них тут идут неправильно. Надо механизм подправить. По циферблату прошло минуты три, а на самом деле уже полчаса набежало. Сделано это нарочно, чтобы путать посетителей.
Он подбежал к окошку, оттолкнув почтенного господина.
– Пишите! – закричал он Локтеву. – Слово в слово пишите: плеске тчк срочно тчк жду подмогу тчк высылайте срочно тчк полицию надо призвать ответу…
– Подобные выражения к передаче запрещены, – сказал Локтев.
Чердынцев прорычал что-то неразборчивое.
– Хорошо! Так пишите… – Он запнулся. – После тчк ставим двт заговор раскрыт…
– Запрещено…
– Да что же это! Ладно. Тогда так: тчк нужны свежие силы тчк убежден в результате тчк можете не сомневаться тчк жду ответ на телеграфе тчк чердынцев…
Локтев повторил каждое слово равнодушно и монотонно, как телеграфист. Не понимает человек, какой важности депешу отправляет! Какая честь ему оказана! Пусть запомнит этот день…
Чердынцев кинул в окошко десятку и спихнул назад сдачу серебром. Это все не имело значения. Новая мысль вдруг пришла ему на ум. Как же он сразу не догадался! Ведь все же очевидно! Вот оно! Стало душно, он сорвал галстук. Как же он был так слеп… Но почему молчит Плеске?
Застучал телеграфный аппарат. Чердынцев бросился на этот сигнал.
– Это мне! Это моя!
Но телеграмма была адресована в Дворцовый департамент.
Чердынцев обхватил себя руками.
– Почему… почему он молчит?! – говорил он вслух.
Все, кто был в конторе, посматривали на него. В углу кто-то предложил вызвать полицию. Чердынцев все слышал, каждый звук. Ему теперь открылось совершенно ясно, в чем он ошибся. Не зря его держат на хорошем счету. Но ждать больше нельзя. Ни минуты. Ни мгновения.
– Где у вас телефонный аппарат?
Ему указали на дальнюю стену, где висел деревянный ящик с ручкой. При нем сидел отдельный чиновник, который брал рубль за одно телефонирование. Плата была совершенно немыслимой, годовой абонент на частный номер стоил двадцать, но Чердынцева такие мелочи не волновали. Чиновнику он бросил пятерку. И после такого щедрого жеста чиновник не позволил ему крутить ручку. Спросил номер, сам вызвал коммутатор, продиктовал и только тогда предложил рожок амбушюра. Чердынцев схватил его с жадностью.
– Алё! Кто это? А, Нартович, рад вас слышать!.. – кричал он в черное отверстие. – Это Чердынцев, звоню из Царского… Дайте мне господина Плеске… Срочно… Что? Я не понял, шумит в трубке… Что вы сказали? Это глупость какая-то… Да ты пьян, Нартович… Да как ты смеешь мне такое… Алё? Что такое… – Чердынцев протянул трубку. – Соедините, у вас оборвалось…
– Никак нет, абонент повесил трубку, – сказал чиновник, записывая что-то в учетный гроссбух. – Изволите еще одно телефонирование?
Чердынцев уже полез за деньгами, но тут в голове у него что-то взвизгнуло, и на мгновение потемнело в глазах…
Когда чернота сгинула, он увидел все в ясном свете. Что он наделал!.. Как мог в горячке совершить столько глупостей. Ну, допустим, поспешил, но как могли с ним обойтись подобным образом: уволить со службы задним числом? И так просто заявить: «В Государственном банке вы более не числитесь по штату». Разве так поступают с помощником Плеске? Быть может, патрон ничего не знает?