Смерть особого назначения
Шрифт:
Солдат врага, больше походивший на какое-то болотное животное, выскочил из-под воды тогда, когда головной дозор фринов проследовал мимо него. Человек, с головы и тела которого ручьями стекала грязная вода, резким движением сорвал защитную маску с лица и тут же открыл огонь.
Все это произошло за мгновения: вот только что, пару ударов сердца назад, фрины брели по жирной грязи, с трудом вытаскивая сапоги из трясины, без интереса глядя по сторонам, и вдруг тонкий красный луч впился в их тела, заставляя кричать от боли.
И тут выяснилось,
В штабе, конечно, и думать не собирались о таких вариантах! Они считали, что бойцов и ресурсов на Саванге предостаточно. Но как сражаться с людьми, если вот сейчас, например, необходимо уничтожить только одного врага, и ради этого придется пожертвовать половиной отряда?!
А человек словно заранее знал, что все получится именно так: фрины замрут на месте, гадая, как поступить. Диверсант использовал эти мгновения с максимальной эффективностью, на какую только был способен. Острый жалящий луч перерезал несколько тел: всех тех, кто находился ближе к смельчаку, жертвующему собой.
Хазаду повезло. Между ним и человеком оказались двое солдат. Оба погибли, но сам командир и еще несколько бойцов навалились на смельчака скопом, с разных сторон. Они так и не решили, как стрелять. Просто били прикладами ружей, ногами, кулаками. Били жестоко, мстя за все неудачи, за унижения последней ночи.
Человек попытался выхватить гранату – не позволили. Хотел принять защитную стойку, но одна нога неловко подогнулась, когда он попробовал перенести на нее вес тела. Спецназовец глухо вскрикнул и сразу после этого упал в жирную грязь, уже не закрываясь, раскинув руки в стороны. Хазад наступил на ладонь правой, втопил ее в жижу, приказал одному из подчиненных сделать то же самое.
Другие солдаты, повинуясь команде, били прикладами в грудь, в голову – пытались раскроить черепную коробку, где у людей находится центральный мозг. Остановили расправу только тогда, когда ноги жертвы перестали подергиваться.
Хазад постоял немного, глядя в лицо врагу. Тот был мертв, это точно. Не дышал, не шевелился, не пытался поднять свое страшное оружие, с помощью которого отправил на свидание с темным богом чуть ли не десяток фринов.
Потом командир отряда карателей наступил сапогом на грудь человеку, перенес вес тела на эту ногу, и мертвец медленно ушел под воду, в вязкую грязь. Разбитое лицо исчезло под черной пленкой трясины.
– Пошли! – приказал Хазад. – Остались еще двое...
Уцелевшие фрины двинулись вперед,
Молчал и Хазад. Он шел, хмуро глядя по сторонам, и думал о том, что у людей есть чему поучиться. И, быть может, верховные командиры напрасно затеяли эту войну...
Громко лязгнула входная дверь, и от неожиданности майор Соболевский вздрогнул. Несмотря на то что время давно перевалило за полночь, Кирилл не спал. Лежал, уставившись в потолок, подложив руки под голову.
В камере на гауптвахте царил полумрак: работало слабое дежурное освещение – небольшая лампочка в углу наверху, в запыленном стеклянном плафоне, спрятанном под защитную металлическую сетку.
Майор смотрел в потолок и видел там созвездие Южный Крест и роковую туманность Угольный Мешок – место, куда в последний разведрейс ушел «Фантом» Бориса Зули. Кирилл будто совершал полет вместе с другом – находился в рубке звездолета, соглашаясь или не соглашаясь с тем, что делает Борис, отыскивая чертову систему РЭБ, спрятанную фринами и так сильно мешавшую людям.
В какой-то момент Соболевский настолько ушел в параллельную вселенную, где Зуля еще был жив и отчаянно дрался с наседавшими со всех сторон врагами, что полностью отключился от окружающей действительности.
Тут-то и лязгнула дверь. На пороге появился старший лейтенант из дежурной смены конвоя.
– Майор Соболевский! С вещами на выход! – громко приказал он, всмотревшись в полутемное нутро одиночной камеры и убедившись, что арестант не спит.
Кирилл тут же поднялся, вопросительно глядя на нежданного визитера.
– Быстрее! Ждут на проходной... – объявил офицер охраны и вдруг как-то странно посмотрел на майора.
Вроде как посмотрел не на арестанта, а на человека, у которого много взял в долг, обещая вернуть с ближайшей получки, но не смог.
Соболевский, чуть сгорбившись, вышел из камеры, дисциплинированно встал лицом к стене – уже привык к местным порядкам за прошедшие трое суток. Здесь хоть и не тюрьма для уголовников, но правила содержания арестованных ненамного отличались от тамошних. Конечно, проштрафившихся офицеров никто не бил, не унижал, это было бы полным беспределом, но в остальном... Положено стоять лицом к стене, когда конвойный набирает шифр на кодовом замке межсекционной двери – значит, стой.
– Да брось ты! – буркнул старлей, забывая про официальные правила. – Пошли, Соболевский! Штаб ждет, что ты... Впрочем, пусть они сами расскажут...
«Штаб ждет, что ты...» Офицер-охранник запнулся, не договорил до конца, но сердце Кирилла вдруг сильно застучало. Теперь вместо четкого и размеренного отсчета секунд оно выдавало сумасшедшую пулеметную дробь.
Просто майор без посторонней помощи, без длинных объяснений понял, чего именно ждет от него штаб бригады.