Смерть под парусом
Шрифт:
— Вот если бы все обладали таким чувством долга, сержант… — доверительно начал Финбоу, но я поднял парус, и наша лодка двинулась вверх по течению. В протоке не было видно ни зги, и мы дважды едва не врезались в камыши, невидимые во тьме. Время от времени мы вспугивали выводки птиц, и они недовольно кричали нам вслед. «Совсем как миссис Тафтс», — заметил Финбоу. Кое-как мне удалось найти свободный от камышей отрезок реки, который вёл в Уитлингси. Ветер кренил лодку, и вода мягко плескалась, ударяясь о борта. Миновав Уитлингси, мы причалили у первой же вехи, отмечавшей проход через Хиклинг.
— Ну, —
— Ты лихой моряк, Иен, — похвалил он. — А теперь к делу. Если наша парочка отправилась на любовное свидание, то их, скорее всего, надо искать где-нибудь неподалёку. Держись ближе к берегу.
Обрадовавшись, что наконец-то мне представилась возможность хоть в чём-то показать своё превосходство над Финбоу, я сказал:
— Они со своей моторкой давно бы уже сидели на мели, если бы отклонились от середины хоть на ярд. Здесь в самом глубоком месте всего несколько футов глубины. Так что, по всей вероятности, они остановились ближе к середине, — объявил я с победоносным видом.
— А это идея! Надо будет как-нибудь пройтись по этим местам, буквально пройти вброд по самой середине, — откликнулся Финбоу и глазом не моргнув. — А почему, собственно, ты спрашивал меня, куда плыть, раз ты сам знаешь, где Филипп и Тони?
Я повёл лодку дальше. Мы плыли бесшумно в беспросветной темноте. Внезапно откуда-то из тьмы до нас донеслись какие-то звуки.
— Это Тони, если мне не изменяет слух, — шепнул мне Финбоу. — На воде голоса разносятся очень далеко. Нам нужно подъехать ближе, ведь не всё же время они там целуются, надо полагать.
— Ты думаешь, они играли комедию для Беррелла и миссис Тафтс, чтобы отпугнуть их? — спросил я тоже шёпотом.
— Безусловно, — ответил Финбоу. — Тони сообразительная девушка. Впрочем, если мы и застанем их в объятиях друг друга, это нас не должно смутить — мы же не мальчики.
Мне показалось, что я расслышал чей-то смех. Приспустив парус, я бесшумно повёл лодку на звук голосов, по мере нашего приближения неясные звуки стали мало-помалу обретать форму слов, и наконец мы услышали, как голос Тони произнёс:
— Да, милый, я просто не считала нужным рассказывать тебе об этом: к чему было отягощать свою память такими мелочами, пока Роджера не убили.
Теперь мы без труда услышали и тихий голос Филиппа.
— Но ты всё же должна была рассказать мне всё до того, как я привёл тебя в эту компанию. Если бы я знал, что ты знакома с Роджером…
Его перебил гортанный голос Тони:
— Если бы я знала тогда, что прогулку устраивает Роджер Миллз, я бы непременно рассказала тебе всё. Но ведь ты назвал только имя, а у меня сотни знакомых Роджеров. Когда же я увидела, что это за Роджер, было уже поздно — я не хотела портить тебе настроение.
— И всё-таки ты должна была мне сказать, — повторил Филипп.
— Собственно, не о чём и рассказывать, — стояла на своём Тони. — Ницца — весёлый город, много солнца, тепла, и мне просто захотелось с кем-нибудь пофлиртовать, а Роджер тут как раз и подвернулся, вот и всё. Через несколько месяцев он мне надоел. Он был влюблён в меня по уши, но я его бросила.
Голос Филиппа потеплел.
— Ну ладно, не будем больше об этом, —
— Ты прелесть! — воскликнула Тони. — Я просто не могла больше молчать, я чуть с ума не сошла. Ведь эта паршивая полицейская свора так или иначе всё разнюхает и начнёт приставать, зачем да почему: почему, например, я утаила, что знала Роджера раньше. Я должна была всё тебе открыть до того, как они набросятся на меня и начнут доказывать, что убийца Роджера именно я, ибо у меня с ним был когда-то роман и я его бросила. — В её голосе зазвенели истеричные нотки.
Филипп стал успокаивать Тони:
— Никто тебя не заподозрит. И не узнают они ничего… а если и узнают, то что же такого?
— Не будь дураком, Филипп. Подозрение тут же падёт на меня, я знаю, — яростно, с ожесточением продолжала Тони. — Все будут считать меня убийцей. Ничего, кроме того, что я тебе рассказала, у нас с Роджером не было: два года назад у меня с ним был роман, но я его бросила и с тех пор ни разу не видела. Клянусь!
— Тони, милая, мне не нужны твои клятвы, — ласково уговаривал девушку Филипп. — Прошу тебя, не волнуйся, мы придумаем какой-нибудь выход. Старина Финбоу выручит нас, я уверен. Давай хоть на время выкинем из головы все эти убийства, полицейских и прочие глупости… — Больше мы не услышали ни одного связного слова.
Финбоу тихо прошептал:
— Я бы предпочёл слышать этот разговор с более близкого расстояния или не слышать вообще.
Обратно мы плыли без приключений. Финбоу сидел, задумавшись, только красный огонёк его сигареты светился в темноте. Он молчал весь путь и, лишь когда мы были почти у дома, сказал:
— Теперь я начинаю кое-что понимать.
Глава пятнадцатая
Алоиз Беррелл спускается на дно
На следующее утро после нашей поездки в Хиклинг мы с Финбоу явились к завтраку, когда пробило десять часов. Финбоу к этому времени уже успел совершить утренний моцион. Я думал застать всю компанию в сборе и ждал, что нас встретят шутками и насмешками, но, к моему удивлению, мы увидели за столом только Уильяма — закончив завтрак, он курил сигарету и читал какое-то длинное письмо — и миссис Тафтс. В течение трёх дней, прошедших с момента нашего знакомства с миссис Тафтс, я имел возможность наблюдать, как скачет настроение этой особы — она мгновенно переходила от раздражительности к вспышкам дикой ярости. И одного взгляда мне было достаточно, чтобы понять, что сейчас у неё именно такой приступ ярости.
— Вот вам, — шипела она, — плоды распущенности.
— Та-ак! — сказал Финбоу. — Кто же согрешил на сей раз?
— Вольно вам насмехаться, мистер Финбоу! Вы отлично знаете, о ком я говорю. — При этом она не преминула кинуть в меня недобрый взгляд. — Эта рыжая вертихвостка со своим косматым молодчиком… если бы они не блудили сегодня ночью, вовремя явились бы к столу. Мы с сержантом Берреллом вынуждены были гоняться за ними чуть ли не всю ночь, а тут без меня небось бог знает что творилось! В моё время, если кто-нибудь из девиц оставался наедине с мужчиной хотя бы на полчаса, люди могли думать всё, что угодно. Вот как у нас было!