Смерть приходит на свадьбу…
Шрифт:
– Трепещут цветы,
Но не гнется ветвь вишни … — произнес он вроде как про себя, когда Нафиса ставила перед ним тарелки.
— …П од гнетом ветра, — машинально добавила она.
— О-о! А это:
Печальный аромат!
Цветущей сливы ветка… — и выжидающе замолчал, хотел, чтобы она продолжила.
Нафиса читала эту хайку, но точно процитировать не смогла:
– …В старческой руке.
— Немного ты ошиблась — в морщинистой,
— А почему бы нет? Ресторан-то японский.
— Японский, но в России…
Нафиса отошла, Алексей Иванович не любил, когда ему мешают ужинать, он всегда сидел в одиночестве, слушал музыку, наблюдал за танцующими парами. Иногда он засиживался допоздна, но чаще, поев, уходил. В этот вечер Нафиса обслуживала его как обычно, а он вроде больше не обращал на нее внимания, смотрел выступление профессиональных танцоров. Но когда она спросила, нести ли ему чай, вопреки обыкновению, попросил еще вина. Нафиса принесла. Алексей Иванович все так же, не глядя на нее, опять прочитал грустные строки:
– Шесть десятков Прожито лет, но ни единой ночи… — …Не танцевал, — радостно закончила Нафиса.
— Ну вот, что значит молодость, даже эти строки у тебя звучат весело…А мне с трудом удается находить повод для веселья: годы… Помнишь это:
Снова зарница.
Даже ночью спрятать непросто
Свои морщины.
— Ну что вы так печально, и морщин у вас почти нет.
— Спасибо.
После этого вечера Алексей Иванович стал всегда садиться за ее столик. Молча, среди шумного зала, ел, не требовал особого внимания, и только иногда, когда Нафиса ставила перед ним тарелки, читал японские хайку, замолкая посередине строки и давая Нафисе возможность продолжить. А Нафиса специально, чтобы угодить хорошему клиенту, купила сборник классической японской поэзии и частенько листала его. Дело было не в чаевых, просто Алексей Иванович ей нравился — такой порядочный, симпатичный, хотя и седой, но еще довольно крепкий с виду… Он никогда не напивался и никогда не приставал к официанткам. И был единственным из всех ее знакомых, кто читал японские стихи. Нафисе очень приятно было говорить с ним о том, что она любит. Ее восхищала двойственность восточной поэзии: ее недосказанность и в то же время точность выражений, глубокий смысл кратких строк… Утром в пятницу, листая дома сборник хайку, она гадала: прочитает ли он сегодня вечером эти же строки? Какого автора предпочтет на этот раз? Какое у него будет настроение? Эта игра доставляла ей удовольствие. Как-то она сама, раскладывая приборы перед Алексеем Ивановичем, продекламировала:
– Луна сквозь дымку…
Лягушки пруд замутили.
Где вода? Где небо?
Алексей Иванович с улыбкой прочитал в ответ:
— А вот это: Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
— Удивительная нация, да? Даже лягушки у них выглядят в стихах поэтично, возвышенно… А как ты понимаешь это стихотворение? Что ты чувствуешь?
— Покой, умиротворенность.
— А лягушка?
— Она только подчеркивает тишину.
— А для меня лягушка — это ты, взбаламутила мой пруд…
Нафиса искренне радовалась ему, считала его своим единственным другом. С ним действительно было интересно поговорить, и он так внимательно относился к ней. Алексей Иванович беспокоился о ее будущем, все расспрашивал, чем она собирается заниматься в дальнейшем, и даже предложил свою помощь, но девушка отказалась.
— Ну что, лягушечка, неси еще вина. Сегодня я гуляю… — как-то сообщил он. —
Всласть пью сакэ.
Листья кружатся…
Нафисе показалось, что тон его стихов несколько изменился, стал не таким печальным, как в начале их знакомства.
— У вас какое-нибудь событие?
— Ничего особенного… В моем возрасте чувствовать себя хорошо — уже праздник.
— Вы опять прибедняетесь.
— Только чуть-чуть, но мне приятно, что ты не соглашаешься со мной…Скажи, а когда у тебя выходной? Ты все время обслуживаешь меня, я хочу сам поухаживать за тобой, повести тебя в ресторан, конечно, не в этот…
Нафиса сразу испугалась: ну вот и все, опять то же самое…
— Ты чего насупилась? Только поедим, и я отвезу тебя домой, ничего больше… — угадал он. — Пойдем в японский ресторан, считай это стажировкой, учебным посещением. Посмотришь, как обслуживают в ресторанах классом выше. Ты всегда по пятницам работаешь?
— Я могу поменяться.
— Ну вот и отлично, в следующую пятницу встречаемся…
Нафиса подумала, что и правда, ей будет это полезно. И она пошла с ним в ресторан. Там внимательно смотрела, как обслуживают официантки, подмечала недостатки у них, а еще больше отмечала свои, то, чего не хватало в ее работе. И просто испытывала удовольствие: оказывается, это так приятно, когда другие исполняют твои желания… Она наслаждалась чудесным вечером.
— Нафиса, смотри, это спортсмены, конькобежцы, — Алексей Иванович обратил ее внимание на группу молодых людей, занявших соседний стол.
— Ой, я эту девушку видела вчера по телевизору, чемпионка мира. Она сломала ногу, полгода была в гипсе… Наверно заживает, раз сняли гипс…
— Да-да, я тоже читал о ней. Какой-то очень сложный перелом, несколько операций.
В это время девушка с костылем поднялась и проковыляла мимо них.
— Ты заметила, что одна нога у нее вдвое тоньше другой? Как ты считаешь, это у нее от рождения?
— Что вы?! Это же после перелома нога усохла.
— Правильно, в течение длительного времени больной ноге не давали никаких нагрузок, мышцы атрофировались. И это при том, что они были сильно развиты, так же, как сейчас на другой ноге, вернее, еще больше… Вторая ведь тоже полгода не получала полную нагрузку. А это спортсменка, одаренный человек, не каждый сможет вообще научиться стоять на коньках, а тем более показывать такие результаты… Что же было бы с ногой у рядового человека после такого перелома? Ты меня понимаешь?
— Ну да, наверное, нога еще сильнее похудела бы … — Нафиса недоумевала, почему Алексея Ивановича так заинтересовала эта спортсменка?
— Ты согласна, что без тренировок даже накачанные мышцы быстро теряют форму?
— Согласна…
— А вот теперь представь, что происходит с твоим мозгом. Ты нигде не училась после школы, то есть не тренировала свои мыслительные способности. И еще не факт, что они у тебя изначально были приличными…
Нафиса изумленно смотрела на него: неужели этот интеллигентный, вежливый человек привел ее в ресторан, чтобы оскорбить?