Смерть приходит на свадьбу…
Шрифт:
На работу она опять опоздала, хорошо, что начальника еще нет. Только успела поправить макияж — звонок, кому-то срочно нужен шеф.
— Да что вы в такую рань звоните?! Дайте хотя бы привести все в порядок… Шефа еще нет на месте, — и бросила трубку.
Надоели… В этот момент открылась дверь, и вошел сам шеф.
— Ирина, я не понял, ты с кем так разговариваешь? С нашими клиентами?! Похоже, тебе не хочется у нас работать.
— Извините, это был мой знакомый, — на ходу нашлась она.
Телефон
— Девушка, вы почему бросаете трубку? Мне срочно нужен ваш начальник.
Шеф прикрыл трубку рукой и бросил Ирине лишь одно слово: «Уволена!»
«Ну и черт с вами! Найду другую работу! А пока у нее есть дело, которое нужно завершить, уж слишком долго оно тянется».
А с работой проблем не будет: один вечер посидеть в Интернете — и найдет себе хомут. Такие как она, опытные секретарши, пользуются спросом.
Позвонила Наташка, пожаловалась:
— Ты была права, — вместо приветствия сказала она.
— Загулял? — сразу поняла Ирина.
Это ее не удивило, странно то, что Павел до сих пор не выпроводил Наташу, такой деликатности за ним раньше не замечалось, с ней самой он обошелся без стеснения.
— Похоже, влюбился. Мы в воскресенье катались на сноубордах, и там Пашка встретил какую-то девицу. Ни на минуту нельзя оставить, сразу рядом девушки… Еле утащила его, и потом весь извертелся, все искал ее.
— А что за девица?
— Какая-то черненькая, назвал ее «Нафиса».
— Не русская, что ли?
— Наверно, раз имя такое.
— А чего ты так переполошилась?
— Да он частенько задерживается после работы, вот и сейчас его еще нет. Похоже, я ему надоела.
— Может быть, рано паникуешь?
— Я же чувствую, он стал таким невнимательным.
— Проследи за ним.
— А как? Утром он раньше меня уходит на работу, а вечером я сама еще на работе. Отпрашиваться, чтобы ехать его подстерегать? В принципе, разок можно… Только как угадать, когда он идет на свидание?
— Умная женщина придумает, — Ира с трудом скрывала свои чувства.
Ее опять душила злоба. Она ненавидела всех мужчин в принципе. Трясущимися руками вытряхнула из флакона таблетку, проглотила. Ей все труднее удавалось успокоиться, а тут еще Наташка со своими жалобами.
Дима
Евгений Федорович присел рядом с Димой, потер колючую щеку.
— Ну, как настроение?
— Как обычно…
— Хотел бы я знать, что же это за сволочь отправила тебя в армию с таким сердцем?
— Так вроде все было нормально. Это потом, после ранения, после операций плохо стало. Говорят, наркоз так подействовал.
— Рассказывай… Кардиограмму тебе делали до армии?
— Конечно… Только аппаратура у нас там старая была.
— Ну-ну…
Евгений Федорович потрепал Диму по плечу и вышел из палаты. Петрович тут же завел:
— Это не аппаратура такая, а врачи. Одному хоть какую технику поставь, ничего не видит, а другой ухом прижмется, только послушает и сразу диагноз поставит. Без приборов чует.
— Говорили мне, не знаю, правда или нет, что мою карту подменили. У меня одноклассник был, сильно крутой, в армию ему не хотелось, вот его отец и договорился. Его не взяли, а меня по его карточке отправили. А тот здоровый лоб был…
— Это другое дело… Такое может быть… Ты когда узнал про это, разобрался-то с ними?
— Петрович, ты о чем? А как же "не суди"?
— Так ты же не верующий, да и верующему трудно удержаться.
— Я тут почитал Библию, так вот там вообще нет такого понятия «борьба». Значит, на самом деле нам как бы не надо бороться со злом. Со злом, оказывается, борется Он. По результатам нашего здесь бытия. А нам не нужно никого побеждать. Надо побеждать только себя. Совершенствовать себя. В Библии говориться только о совершенствование человека.
— А как же те, кто против нашей веры? Чего же, их прощать? Вон мусульмане и другие, никто не прощает иноверцев.
— Говорю тебе, не надо ни с кем бороться. Борьба верующего и неверующего должна происходить только внутри себя. Понимаешь?
— Что-то ты перемудрил…
— Давай, дед, в картишки перебросимся…
— А чего же, давай… — оживился Петрович и вновь вернулся к более понятной теме: — Значит, послужил Родине…
— Послужил… К сожалению, никак не могу забыть об этом.
— К сожалению? А я так всю жизнь про службу вспоминаю с удовольствием, молодость…
— Если ты, дед, что-нибудь слышал плохое о службе в наше время, то смело можно умножить это на два, не ошибешься. Ну что, на младшего? Какой у тебя козырь? Тогда я хожу…
— А я тебе вот так в ответ… Что, нет больше девяток? — Петрович покрыл и, перевернув карты, сдвинул их в сторону. — Так плохо было?
— Парнишка у нас в части все руки себе изрезал, хотел покончить с собой… Представляешь, не один раз резанул, а десяток…
— Спасли?
— Спасли… Он резал все время поперек, не догадался сделать продольный разрез. А может, специально, может, это было как крик о помощи: чтобы поднялась шумиха, обратили внимание на дедовщину в нашей части. Возможно, благодаря ему и нас, остальных, не забили до смерти.
— Так сильно били?
— Есть такие умельцы, знают, как это делается, чтобы синяков не оставалось — ребра ломаются, а синяков нет… Поставят к стене и сандалят ногой в грудь… А через полгода нас самих послали убивать людей…