Смерть Рыцаря
Шрифт:
— Стареешь! — отозвался наемник.
— Стареем!
Убийцу явно это подзадорило. Град ударов обрушился на Галахада. Но каждая попытка добраться до его кожи обрывалась лязганьем стали. Искры сыпались на тротуар площади. Люди вокруг поражались, как это Галахаду удается с такой же быстротой владеть длинным мечом, как наёмнику кинжалами. И всё же рыцарь не уступал. Их движения походили больше на танец, чем на смертельных бой двух равных соперников.
Наконец, наёмник выдохся и отпрыгнул. Ссутулившись, он пытался отдышаться. Улыбка стерлась с лица,
Галахад не дал ему передышки и стал наносить удары по обе стороны. Наемник, пятясь назад, еле успевал останавливать его меч.
Рыцарь отпрыгнул, чувствуя, как горят мышцы. Он видел перед собой цель и понимал, что встретил умелого бойца. Это нравилось ему. Когда в последний раз он чувствовал такое жжение в руках? Трепет в сердце? Это опьяняло его. Подумать только…Неужели в те года он гнался за этим чувством больше, чем за честью и добродетелью?
Наемник бросился вперёд, словно это был его последний бой. Его глаза, ранее полные уверенности, теперь были полны страха. Один удар в правый бок — Галахад отразил. В левый бок — и снова меч попался под короткое лезвие. Наемник кружился, пытаясь нанести хоть один точный удар.
Они танцевали в искрах, пока сталь не затихла. Последняя искра упала на землю и погасла. Наёмник развёл руками. Он смотрел на меч, что проткнул его живот. Кровь капала с него.
— Я всегда гадал, как это случится, — прокашлял убийца и поднял взгляд с меча на орлиные глаза Галахада. — Не самая плохая смерть.
— Смерть в бою — честь для таких, как мы, — смирно ответил рыцарь и одним быстрым движение вытащил меч.
Наемник упал на колени. Кровь хлынула, как вино с опрокинутой бочки.
— Можешь сказать, кто тебя нанял? — спросил Галахад.
Наемник улыбнулся в последний раз:
— Ты наверняка знаешь. Наши враги долго не живут. Не пятнадцать лет.
Он упал лицом вниз на тротуар.
Галахад одним движением руки стряхнул кровь с меча и отправил его в ножны.
Солдаты неподалеку начали перешёптываться.
— И что теперь? Арестовать его всё-таки?
— За что? — встрял командир. — За самооборону? Нет, если мы сейчас пойдем на него, всем станет ясно, кто нанял убийцу. Я схожу к королю. Доложу. Узнаю, что дальше.
#
— Куда ты уходишь? — Клаудия стояла посреди комнаты и смотрела, как Галахад собирает еду и одежду в небольшую сумку.
— Я допустил ошибку, — рыцарь выдохнул. Только сейчас он осознал цену своих слов. — Я отказал королю.
— Отказал? В чем?
— Он хотел отправить меня в Воларис.
— В мертвое королевство?
Рыцарь бегал по дому, собирая вещи.
— Да. Я отказал, и не в самой лучшей форме. Не знаю, о чём я думал. Глупо, так глупо. Всегда нужно быть осторожнее с королями. Почему я это постоянно забываю?
— И куда ты сейчас?
Галахад закинул сумку на плечо. Стоит ли ей сказать, что он отправляется с тринадцатилетней девочкой на поиски человека, владеющего магией мертвых?
— Мне нужно помочь одному человеку. Попытаться сделать из себя
Он убил её возлюбленного. И всё же почему-то её сердце сжалось. Стала чувствовать за него, за его судьбу. Может быть, от того, что он наконец стал похож на того человека, в которого она когда-то влюбилась. Он стоял в черной куртке, с огоньком в глазах и сединой в волосах. С прямой спиной и целью на жизненном пути. Хотелось к нему прижаться.
— Глупости. После всего, что было, ты считаешь, что не сделал из себя что-то стоящее?
— Это было давно. Будто в прошлой жизни.
Клаудия села кровать, уставившись в окно.
— Это и к лучшему, ты должен уйти.
Галахад кивнул и развернулся.
— Как думаешь, почему у нас ничего не вышло?
Не поворачиваясь к ней, он ответил:
— Может быть из-за детей?
— Я вижу жен и мужей с детьми, и их взгляды мне знакомы. Те же, что у нас.
— Значит, так и должно быть? Сначала ты любишь человека, а потом нет?
— Я не знаю, — Клаудия приподняла ноги вперёд и осмотрела свои босоножки. — Хотела бы знать, но не могу.
Открыв дверь на улицу, рыцарь услышал вдалеке звонкую песню барда, доносящуюся с площади.
Уноси её скорее,
зло в тумане затаилось.
Ей одной всего виднее,
сколько боли здесь пролилось.
#
Это заняло у неё какое-то время: осознать, что дочь собирает вещи. Ходит туда-сюда второпях, молчит, голову опускает, иногда вздыхает. Мать закинула остатки сухого хлеба в рот. И настолько сильно наполнилась раздражением он мельтешения дочери туда-сюда, туда-сюда, что не выдержала и спросила:
— Что ты, чёрт возьми, делаешь?
Мария наконец остановилась, медленно повернулась к матери, будто сделала что-то ужасное, а еще сжала кулачки — это ввело мать в полнейшее недоумение. Неужели дочь хочет дать ей отпор?
— Я отправляюсь в поход, — ответила Мария и чуть ли не топнула ногой, — ничего ты с этим не поделаешь, но можешь дать еды.
Мать медленно дожевала хлеб, поглядела на сумку, затем на дочь, которая борется с поднимающейся по шее краской и…громко засмеялась.
Мария огорченно вздохнула, но мать этого даже не заметила, она стучала ложкой по столу, не сдерживая себя. Положение для дочери было весьма странное. Стоит ли ей дождаться пока мать просмеётся, или нужно взять сумку и выйти в дверной проём без еды?
— Какой поход? — спросила мать, недоумевая, всё еще хихикая. — Ты че придумала, недотёпа?
— Ничего я не придумала, — красная до самых ушей, горячая от поднявшейся крови, отвечала Мария и боялась, как бы мать не засмеялась снова. — Я тебе рассказывала про кошмары! Как они меня мучают! Я сходила к знахарю, и теперь мне нужно найти какого-то чародея.
Издевательская насмешка на лице матери замерла, а затем пропала. Она откинула голову назад, боясь заразиться тем же бредом.
— Ты чё, серьёзно что ли? Чего несёшь? Какой чародей? Куда ты ходила?!