Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
Увидев его лицо, девушка задохнулась.
— Тебя избили! Тебе… тебе лучше лечь. Ты ужасно выглядишь.
— Прекрати суетиться, — грубо бросил он.
— А ты не веди себя, как идиот.
Она повернула его к спинке. Он пытался откачнуться от нее, но силы вдруг его покинули.
— Брось, — буркнул он.
Теперь он лежал на спине, и она поправляла подушку под его головой.
— Они заставили меня это сделать. Заставили! Ну почему ты мне не веришь? Сказали, что хотят просто поговорить с тобой. Фрэнки сказал,
— А что они мне сделали? Откуда эта мысль? Я был призером по боксу!
Он ощутил, что веки налились свинцом, и знал, что засыпает; перед глазами его замелькали события последних дней. Мелькали лица Сарнака, Колдуэла и Колана на черно-белом фоне. За ними пролетали прочие: суперинтендант Даган, Айк Селлерс, Брайдуэл, Карш.
— Не хочешь кофе? — спросила она.
— Мне ничего не нужно. Ладно, давай кофе.
Он знал, что она ничего не найдет, и решил встать и помочь. Но вместо этого уснул. И не проснулся, пока она мягко не потрясла его за плечи.
— Твой кофе, Сэм.
Он проспал полчаса, и отдых его просто оживил. В квартире приятно пахло кофе и сигаретным дымом, Конни сидела рядом на стуле.
— Тебе лучше?
— Все в порядке.
Он хотел встать за сигаретами, но Конни его опередила, подала пачку и дала прикурить.
Террел удивленно смотрел на нее. Она закатала рукава и повязала кухонное полотенце вокруг талии. Под этим импровизированным фартуком на ней было серое платье, застегнутое спереди от подола до пояса. Пуговицы были коричневыми и блестящими и сверкали, когда она скрещивала ноги.
— Тебе нужно лечь. Я достала твою пижаму и отвернула покрывало.
— Отлично.
— Ты голоден? Я могу приготовить омлет.
— Звучит замечательно, но я хочу пить, и все.
— Я сделаю. Воды? Со льдом?
— Просто немного воды.
Пока она была на кухне, Террел встал и проковылял в спальню. Постель была аккуратно постелена, пижамные брюки и куртка расправлены на спинке Стула. Он выскользнул из пиджака и дал ему упасть на пол, но с рубашкой это не прошло — он едва смог поднять руки к воротнику, а пуговицы казались неуклюжим пальцам булавочными головками.
Конни вошла со стаканом, когда он бессильно опустил руки по швам.
— Помоги мне, пожалуйста, с рубашкой.
— Да, конечно.
Он даже возмутился при мысли, с какой готовностью она ему помогает. Конни отставила стакан, сняла ему галстук и расстегнула рубашку. При виде синяков на ребрах она что-то сказала шепотом, дрожащими губами.
— Тебя могли убить!
— Ничтожная цена за хорошую историю — вот наш девиз.
— Слава Богу, ничего не сломано. Все пройдет. Но почему ты так рискуешь? Разве тебе некому помочь?
— Ты, например. Но ты не хочешь.
— Мой рассказ ничего не изменил бы. Ты ничего не можешь изменить в этой жизни.
— Возможно. Но могу сменить брюки на пижаму, если ты позволишь.
— Да, конечно.
Несколько минут спустя Террел залез под одеяло и дал телу утонуть в мягкой постели. Раздался легкий стук в дверь, он буркнул:
— Входи.
У нее на руке было пальто.
— Я сейчас ухожу. Есть что-нибудь еще, что я могла бы сделать для тебя?
— Не думаю.
Она, нахмурившись, подошла к постели.
— Я сварила свежий кофе. Все, что тебе надо сделать, включить горелку, когда захочешь.
— Хорошо, спасибо.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Она была очень бледна, короткие светлые волосы затеняли глаза. Блестящие коричневые пуговицы на ее юбке поблескивали при каждом движении.
— Надеюсь, завтра тебе будет лучше.
— Надеюсь. Пока, Конни, и еще раз спасибо.
Но она стояла, глядя на него, и не пыталась уйти. В конце концов она села на край кровати, глядя на свои коричневые пуговицы.
— Я не знаю, что сказать, правда. Я подумала, может, ты хочешь, чтобы я осталась?
— Вот как?
— Да, вот именно.
Она говорила почти дерзко, но бледные щеки начал заливать румянец.
— Знаешь, такого типа вещи всегда случались с моим ротным сержантом. — Террел приподнялся на локте и взял стакан. — Всякий раз, когда он получал отпуск, поселялся в отеле и был уже готов к постельным подвигам, раздавался такой стук в дверь. Это была девушка, понимаешь? Она его приметила в вестибюле. Ну что ему было делать? Она бы не приняла его «нет»! На следующее утро она говорила ему, что никогда прежде не знала, что такое любовь. Это случалось с ним всякий раз, когда ему давали увольнение.
— Пожалуйста, замолкни!
— Но никто никогда ему не верил. Теперь, я полагаю, никто не поверит мне.
Она начала подниматься, но он схватил ее за руку.
— Ну ладно, это не смешно. Почему ты хочешь остаться? Нежность к раненому воину? Что-то вроде этого?
— Не знаю… Я не умею это выразить.
Она взглянула на него, и в свете ночника блеснули слезы.
— Ты заставил меня почувствовать себя бесполезной дешевкой, вот и все. Я хотела хоть что-то сделать… — Она опустила голову. — Не нужно, извини.
— Очень благородный порыв, — протянул он, странно тронутый и благодарный, и почувствовал себя неловко. — Не хочешь выпить или сигарету?
Она снова покачала головой.
— Нет, мне пора идти.
— Глупо звучит, но со мной впервые случается что-то подобное..
— В этом твоя ошибка. Ты не подпускаешь к себе людей своей… ну, я не знаю… язвительностью, что ли, или манерой разговора… Во всяком случае, я это чувствую.
Он чувствовал себя невероятно ответственным за ее печали.