Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
— Я все принес тебе. Ты мог разнести их вдребезги. Но ты ее убил, ты загубил сенсацию. Мы ждали, пока у нас будет все, как ты сказал, все в целом, как прекрасная симфония. — Голос Террела дрожал от ярости и ужаса. — Но ты мне лгал. Я знал все основное с первой ночи, но ты лишь отмахнулся. Отбросил прочь единственный шанс Колдуэла. Потом я выследил Пэдди Колана и выжал из него правду, я запугивал маленького пьяного копа, спрятавшегося в дешевой ночлежке Бич-Сити. Но он погиб раньше, чем его признание принесло пользу. Потом пришла со своим рассказом миссис Колан. Ты и его похоронил. Ложь, ложь… Подождем,
Террел ударил кулаком по ладони.
— И я попался, как дурак. Но мы были так близки, Майк! Я тебе верил. Ты меня учил. Двенадцать лет ты был для меня образцом — я даже одеваться пытался, как ты, еще когда служил курьером. Смешно, да? А ты играл на этом, верно? Играл на моих чувствах… Ты был герой, как в старое время, яркий, романтичный, щедрый, для друга готовый на все, всегда отзывчивый и добрый, порядочный до глубины души. — Голос Террел дрожал. — Таким я тебя представлял. И ты этим пользовался.
— Нет, Сэм, нет! Послушай меня, ради Бога!
— Потом заговорила девушка, — захлебнулся отчаянием Террел. — И мы бы их разбили. Но ты снова донес Селлерсу, и теперь она пропала. Куда? — Террел схватил борта его дорогого пиджака и тряхнул изо всех сил. — Где она? Что они с ней сделали?
— Я не знаю, не знаю…
Террел отпустил пиджак, Карш отвернулся и медленно сел на кровать. Лицо его обмякло, он тяжело дышал, как человек, страдающий от боли.
— Мне нужны были деньги. Мне всегда нужны были деньги. — Кривая улыбка тронула его губы. — Судебное дело сбежавшего банковского кассира, защита моего ребенка, укравшего кошелек. Думаешь, я мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее? Трактат об удовольствиях аморальности или нужда в самых вороватых в мире ублюдках, которым до смерти скучно поумнеть. — Он вздохнул, легкая дрожь пронизала его тело. — Игра на деньги, алименты, мое пижонство — это высасывает из меня деньги ежеминутно, и днем и ночью. Моей зарплаты хватает на Дженни и счета из бара. И не больше.
Селлерс несколько лет назад предложил сквитаться. Сначала это было просто: не помещать историю с игрой на деньги, снимок девушки, попавшей в неприятности. Сущие пустяки. Выбросить историю о разводе, смягчить кое-что в неприятных моментах с налоговыми службами — любезности, которые я мог делать росчерком пера или телефонным звонком. Но я погружался все глубже. Я не мог с ним рассчитаться. Это были не просто деньги, гораздо больше. Айк боялся, что я могу издать какой-нибудь бестселлер и от него избавиться.
Возьми эти апартаменты. Они предоставлены Селлерсом. Я не получаю счетов. Я прошу, но управляющий говорит, спасибо, все в порядке. Я отдал старую машину агентству Селлерса в счет покупки новой. Продавец говорит: «Вы просто делаете нам любезность, мистер Карш, ваша старая машина превосходна, а эти новые машины просто дрянь». Он меня бьет со всех сторон, он не дает мне возможности вырваться.
Карш устало покачал головой.
— Ты этого никогда не замечал. Половина отдела городских новостей несколько лет назад развалилась. Ты знаешь, как я уговаривал ребят? Отправлял репортеров в Париж и обратно из-за полиции. Но приходилось: они слишком близко подходили к тому, что я делал, и не потерпели бы, чтобы зарубили их истории про убийства. — Карш смотрел на Террела, и взгляд его молил
Если бы на карту ставилась только моя работа, я мог бы послать его ко всем чертям. Но тут речь шла о твоей жизни. Селлерс хотел тебя убить. Я убедил его, что умнее удавить сенсацию в зародыше. И вот мы тебя обманывали. Все, что ты накопал, шло к Селлерсу — в газету ничего не попадало. Но ты жив, помни это, я спас тебе жизнь. Может быть, ты мне не веришь. — Карш попытался улыбнуться, но лицо его стало маской отчаяния. — К черту, я сам себе не верю. Мне нравится быть большой шишкой, окруженной льстецами. Я готов продолжать даже за выпивку. Прибавь это все к твоему портрету Майка Карша.
— Где теперь девушка?
— Не знаю. Я клянусь. — Карш медленно облизнул губы. — Она тебе так дорога?
— Какая разница? — Террел отвернулся, не выдержав муки на лице Карша, и потер ноющую шею. — Она — настоящая девушка, которая попала в беду из-за того, что хотела сказать правду. — Он резко повернулся к Каршу. — Что за дьявольская у тебя философия? Что она ничего не значит? Что она просто фишка в игре? Как Пэдди Колан и Эден Майлз? Неодушевленные предметы, которых важные шишки толкают взад-вперед?
— Ей не причинят вреда, Сэм. С ней будет все в порядке.
— Как с Пэдди Коланом?
— Он застрелился.
— Колана убили, — горько бросил Террел. — Бандит, который убил Эден Майлз. И ты его направил. Ты сказал Селлерсу, что он готов заговорить. И Селлерс его убил. Разве партнер не рассказал тебе, как организует экзекуции?
Карш раскачивался из стороны в сторону, как пьяный.
— Нет, это неправда.
— Ты убил его. Теперь ты хочешь иметь на своей совести смерть девушки? Где она?
— Я не знаю, не знаю.
Террел повернулся к двери. Он не знал, куда идти или что делать, но хотел выбраться отсюда, прочь от подонков и позора, прочь от виноватого лица Карша.
— Подожди, Сэм, подожди. Пожалуйста.
Террел оглянулся, увидел слезы, дрожащие в глазах Карша. Но его больше ничто не трогало. Сожаление и печаль ушли, не осталось ничего, кроме злости.
Карш заискивающе коснулся его руки, и Террел бросил:
— Убери от меня свои руки.
— Послушай меня, пожалуйста, послушай, — прошептал Карш. — Ты для меня что-то значил. Это было для меня очень важно. Все во мне изолгалось, ты прав. Но я уважал тебя и хотел, чтобы ты был со мной. Это правда. Я это ценил.
— Это ни черта не стоит. — Террел сбросил руку Карша со своей.
— Сэм, пожалуйста, не бросай меня. Я могу…
Террел вышел и хлопнул дверью, не дослушав мольбы Карша. Гостиная опустела, было тихо, проигрыватель выключен. Видимо, Дженни и ее друзья ушли с толпой студентов. Повсюду — грязные стаканы, сигарета прожигала ямку в сверкающей поверхности кофейного столика. Террел нашел свою шляпу и пальто и удалился.
18
В баре возле отеля он выпил два двойных виски, но спиртное не растопило болезненный холод в желудке. Он не знал, что теперь делать; предательство, которое выпало ему пережить, вызвало оцепенение.