Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
— Моя ставка… — начал я, так как еще будучи бойскаутом обнаружил, что любое дело следует начинать именно с этого.
— Все будет оплачено. — Она вела себя совершенно по-деловому. — Напишите мне сегодня вечером письмо, укажите в нем, сколько вы хотите, изложите свои предложения, и я оплачу все, что понадобится.
Я был просто восхищен последовавшими вслед за этим несколькими репликами, которые означали, что я нанят на работу, и объясняли, в чем она будет состоять.
— Обратилась я именно к вам потому, что могла пригласить вас сюда в качестве гостя, — и это не вызвало бы у людей никаких вопросов.
Это мне польстило, и я пожалел, что не надел свой лучший габардиновый костюм от «Братьев Брукс».
— Поэтому не говорите, пожалуйста, ничего о своей профессии; сделайте вид, что вы, скажем… писатель.
Да, закончила она достаточно эффектно.
— Сделаю все, что в моих силах.
— Завтра я пройдусь с вами по списку гостей. Думаю, он выглядит достаточно неплохо, но вы могли бы что-то посоветовать. Затем мы обсудим, какого сорта рекламу стоит предпочесть. Мне хотелось бы, чтобы все было сделано как можно лучше.
Я вовремя остановил себя и не спросил, на кой черт ей это нужно. Это, пожалуй, в моей хитрой профессии чуть ли не единственный вопрос, который я никогда не задавал. Работа агента по связям в какой-то мере напоминает работу адвоката: к вам в руки попадает дело и вы не заботитесь ни о чем другом, кроме его успеха. Я прекрасно понимал, что раньше или позже миссис Виринг введет меня в курс дела. Если же этого не произойдет, то, учитывая сумму, которую я намеревался запросить, большой разницы не будет.
— Ну, а теперь вы, наверное, хотели бы пройти в свою комнату. Ужин в восемь тридцать.
Она немного помолчала, потом добавила:
— Мне хотелось бы попросить вас об одном одолжении.
— Слушаю, миссис Виринг.
— Пусть вас не смущают некоторые вещи, которые вы можете увидеть или услышать в этом доме… И надеюсь, вы будете достаточно скромны.
Ее совершенно заурядное лицо стало бледным и торжественным, когда она произносила эти слова; меня даже несколько напугало выражение, появившееся в ее глазах. Казалось, она чего-то боится. Любопытно, чего же… У меня возникло подозрение, все ли у нее дома.
— Конечно, я ничего не скажу, но…
Она неожиданно оглянулась, словно опасаясь, что нас подслушивают. Потом жестом меня отпустила.
— А теперь, пожалуйста, идите.
Я услышал в холле приближающиеся к нам шаги и был уже практически в дверях, когда она сказала своим обычным голосом:
— Кстати, мистер Серджент, можно я буду звать вас Питером?
— Конечно…
— Тогда вы должны звать меня Розой.
Это прозвучало как приказ.
Я вышел в холл, едва не столкнувшись в дверях с бледной молодой женщиной, пробормотавшей что-то, чего я не расслышал. Она проскользнула в гостиную, я поднялся по лестнице; горничная проводила меня в мою комнату.
Скажем так: чувствовал я себя по крайней мере неловко. И даже подумал, не забрать ли мне свой чемодан и не отправиться в одну из местных гостиниц, например, в «Дом 1770 года». Я не так уж нуждался в работе, скорее, в отдыхе, которого, учитывая сложившиеся обстоятельства, могло и не получиться. Миссис Виринг была странной женщиной, много пила. Кроме того, она показалась нервной и испуганной… Но чего она боялась?
Скорее из любопытства, чем из-за чего-то еще, я решил остаться. Это оказалось чертовски большой ошибкой.
4
В восемь вечера после продолжительной ванны и длительной процедуры одевания я спустился по лестнице, изучив предварительно немного сырую (во всех виллах на берегу океана царил одинаковый затхлый запах), но прекрасно обставленную комнату, и прочитав названия книг на ночном столике: Агата Кристи, Мако, Великая герцогиня Мария… У меня возникло подозрение, что такие же книги лежат на ночных столиках в каждой комнате для гостей по всему Хемптону… за исключением, может быть, Саутхемптона, где могла появиться Ненси Митфорд и еще что-нибудь неприличное.
Я решил отдать предпочтение Агате Кристи вместо Лиз Бессемер, которую, скорее всего, не смогу увидеть до субботы, если увижу вообще.
Оказалось, остальные гости уже собрались в большом зале, теперь ставшим уютным и светлым. Наступил вечер, шторы были задернуты, зато зажжены все лампы.
В комнате были все кроме нашей хозяйки.
На помощь мне пришла женщина, с которой я чуть не столкнулся. У нее была изящная фигура, мягкие неброские черты; ей было немного за тридцать, но серое платье придавало вид довольно старомодный, словно не из нашего столетия.
— Меня зовут Элли Клейпул, — сказала она, улыбаясь. — Кажется, я на вас наткнулась…
— Да, в холле. Я — Питер Серджент.
— Пойдемте я представлю вас остальным гостям. Не знаю, что задержало Розу. — Она повела меня по комнате.
На кушетке на двоих, недостаточно большой даже для нее одной, сидела Мери Вестерн Ланг, известная писательница, обладательница полной фигуры, лицом в ямочках цвета слегка прокисших персиков со сливками и волосами, выкрашенными под платиновую блондинку. Полнота делала ее широкие алые брюки еще более заметными. Я насчитал у нее на каждой ноге от лодыжки до бедра по четыре складки; создавалось впечатление, что у нее четыре колена вместо одного, как положено.
Следующая остановка произошла на другом конце комнаты, где миссис Брекстон, миниатюрная брюнетка с голубыми, как у фарфоровой статуэтки, глазами, просматривала стопку книг по искусству. Она коротко кивнула мне.
Брекстон, изучавший поднос с виски, оказался более приветливым. Я узнал его по фотографиям: невысокий плотный человек с песочного цвета усами, веснушчатой лысиной, в тяжелых очках, с заурядным и невыразительным лицом, несколько напоминавшим типичные для него картины.
— Что вам предложить? — спросил он, встряхивая лед в шейкере.