Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии
Шрифт:
Кошмар погребального кризиса 1945 г., казалось, продолжался еще годы и годы после войны; это заставляло некоторых берлинцев еще сильнее чувствовать свою виктимность – на сей раз по отношению не к оккупантам, а к «нацистам». Ощущение виктимизации было по крайней мере одной из причин, по которой попытки городских властей убрать или перенести экстренные захоронения продолжали встречать активное осуждение со стороны части общественности. В апреле 1949 г. муниципальные чиновники хотели получить разрешение у родственников на перенос останков нескольких десятков покойников, похороненных на территории церкви Маттеуса в Штеглице сразу после войны. Эти планы вызвали шквал петиций. Одна из них, написанная профессором Л., в частности, гласила:
[Маттеусские] мертвецы были похоронены сразу после разгрома [Zusammenbruch]. Дело не только в самих могилах павших солдат, но и в вызываемых в родственниках чрезвычайно сильных воспоминаниях об ужасном времени. Поэтому за ними ухаживают <…> так тщательно, как только возможно, поэтому здесь ни в коем случае не идет речь о могилах, раздражающих общественность своей неопрятностью. <…> Некоторые похороненные там солдаты уже были однажды или дважды захоронены или перезахоронены, и мы должны в конце концов дать им покой 612 .
612
LAB B Rep 212/6134. Professor Dr. L. – Bezirksb"urgermeister Steglitz. 5 апреля 1949 г.
Как и пастор Харниш, профессор Л. говорит, что умершие – уже неоднократно подвергшиеся перезахоронению
613
LAB B Rep 212/6134. Petition. 28 марта 1949 г.
Согласно другому письму протеста против эксгумации, солдаты, похороненные на территории церкви Маттеуса, – это сыновья, мужья и отцы, которые «пали столь героически в финальном сражении» и чье «кладбище героев» (Heldenfriedhof) нужно сохранять и дальше 614 . Термин Heldenfriedhof использовался для солдатских кладбищ в Третьем рейхе; ни время, ни союзнические усилия по перевоспитанию и демилитаризации не смогли изменить популярных представлений некоторых берлинцев о военных жертвах немецких солдат. Автор еще одной петиции замечал: могилы относятся к «самым тяжелым дням [Штиглица] и стали частью нашей истории», – таким образом вновь подчеркивая их связь с идентичностью в настоящем 615 . Другой автор сетовал на планы раскопать могилы как на «болезненное разрывание личных и локальных отношений» 616 .
614
LAB B Rep 212/6134. 28 марта 1949 г.
615
LAB B Rep 212/6134. 31 марта 1949 г.
616
LAB B Rep 212/6134. Frau Mold"anke – Magistrat Berlin-Steglitz. 23 марта 1949 г.
Наконец, еще в одной петиции к городским властям содержался совет не выкапывать и не перезахоранивать мертвых с Маттеусского кладбища, а «выровнять» их могилы 617 . Поскольку отдельные могилы обычно имели вид небольшого холма, идея «выровнять» означала «спрятать». Это была попытка замаскировать могилы и превратить их в частное, возможно даже тайное место раздумий для семей похороненных. Возможно, отчасти это предложение было признанием того, что могилы 1945 г. оказались к 1949 г. неуместными в городе и обществе, изо всех сил старающихся восстановиться после двойной катастрофы – нацизма и войны. «Новый Берлин» и весь мир продолжали жить дальше. В течение месяцев, пока шли споры вокруг маттеусских могил, будут формально учреждены два послевоенных германских государства и разделение Берлина – на политическом уровне – завершится. Однако смерть на войне и общий репрезентируемый ею опыт образовали память, которая преодолевала все более поляризующуюся атмосферу недоверия и отчуждения между востоком и западом. По этой и по другим причинам могилы военного времени останутся для берлинцев важным lieu de m'emoire [фр. местом памяти], и споры об эксгумации погибших в войну солдат и гражданских лиц (и вообще об обращении с ними) продолжатся в обоих послевоенных Берлинах в последующие годы 618 . После 1949 г. эти дебаты будут формироваться в кардинально разных политических и идеологических контекстах. Однако ту тесную связь, которую в конце 1940-х – 1950-х гг. берлинцы поддерживали с умершими близкими, политика и идеология хотя и трансформируют, но так и не смогут полностью упразднить.
617
LAB B Rep 212/6134. 28 марта 1949 г.
618
Наиболее выразительное обсуждение значения и роли погибших в войну для послевоенных Германий см. в: L"udtke A. Histories of Mourning: Flowers and Stones for the War Dead, Confusion for the Living – Vignettes from East and West Germany // Between History and Histories / Eds. G. Sider, G. Smith.
5. СМЕРТЬ ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
7октября 1949 г. возникла новая Германия – Германская Демократическая Республика с ее «новой» столицей Восточным Берлином. Для архитекторов ГДР в правящей партии – СЕПГ – конструирование идентичности как государства, так и его столицы во многом будет состоять в отмежевании в любых сколько-нибудь значимых аспектах от курса их предшественников – фашистов. Вдохновленные революционным примером Советского Союза, восточногерманские коммунисты были полны решимости найти новый, нравственный выход из этической трясины, оставленной после себя нацистским режимом. В попытке насадить тотализирующую веру в марксизм-ленинизм, руководители нового государства в период его становления занимались многочисленными проектами, направленными на то, чтобы отметить печатью социализма все аспекты жизни в ГДР. Неудивительно поэтому, что среди их утопических устремлений обнаруживаются также попытки переосмыслить самые глубокие вопросы бытия, включая смысл смерти. Как мы уже видели, советская власть и ее немецкие союзники-коммунисты фактически положили начало этому процессу сразу после 8 мая 1945 г., заявляя, что строительство социалистического общества на руинах нацизма и после военного поражения придаст смысл смертям военных лет.
Эти попытки усилились в начале 1950-х гг., когда реформаторы начали обсуждать, как трансформировать в Восточном Берлине и вообще в Восточной Германии экономику, практики и ценности, касающиеся смерти. Правда, в сохранившихся документах почти нет свидетельств той непримиримости, которую государство нередко демонстрировало при осуществлении других планов, ассоциирующихся у нас с однопартийным правлением СЕПГ. Почти до самого конца этого десятилетия чиновники Восточного Берлина вели себя сдержанно и даже скрытно во всем, что касалось трансформации смерти в столице. Основные их усилия сосредоточились на совсем не радикальной цели: обеспечить общественности недорогие похороны в качестве преимущества государственного социализма. Это интересно по двум причинам. Во-первых, мы склонны представлять себе 1950-е гг. в Восточной Германии как время резких и глубоких перемен, связанных с земельной и школьной реформами, конфронтацией с церквями, введением Jugendweihe (светской церемонии в честь вступления восточногерманской молодежи во взрослую жизнь) и др. 619 . Но, во-вторых, Восточная Германия в конце концов действительно разработала уникальный взгляд на завершение жизни. Постепенно она создаст собственные погребальную архитектуру, способ планирования кладбища и похоронную культуру. У нее будет свой глубоко рационалистический дискурс о смерти и свой набор ритуалов предания покойных земле. Поэтому те немногочисленные ученые, которые рассматривали культуру смерти в ГДР, уделяли 1950-м гг. сравнительно мало внимания 620 .
619
Общее описание политических и социальных конфликтов, сопровождавших первые годы существования ГДР, см. в кн.: Fulbrook M. Anatomy of a Dictatorship: Inside the GDR, 1949 – 1989. Oxford: Oxford University Press, 1998.
620
См.: Schulz F.R. Disposing of the Dead in East Germany, 1945 – 1990 // Between Mass Death and Individual Loss; Death in East Germany, 1945 – 1990. PhD diss., University of York, 2005; Happe B. Die Entritualisierung der Bestattung in der DDR // Th"uringer Hefte f"ur Volkskunde. 2003. Band 8/9. S. 134 – 145; Die Nachkriegsentwicklung der Friedh"ofe in beiden deutschen Staaten // Raum f"ur Tote; Groschopp H. Weltliche Trauerkultur in der DDR: Toten – und Bestattungsrituale in der politischen Symbolik des DDR-Systems // Zeitschrift f"ur Sozialwissenschaften. 2000. Vol. 29; Richter K. Der Umgang mit Tod und Trauer in den Bestattungsriten der Deutschen Demokratischen Republik // Im Angesicht des Todes: Ein interdisziplin"ares Kompendium / Hg. H. – J. Becker, B. Einig, P. – O. Ullrich. St. Ottilien: EOS Verlag Erzabtei, 1987; Ritenbildung im gesellschaftspolitischen System der DDR // Vierteljahreshefte f"ur Fragen des Gottendienstes. 1977. № 3. S. 172 – 187. Самое общее изложение развития похоронной культуры ГДР с восточногерманской точки зрения см. в: Franz P. Die historische und gesellschaftliche Entwicklung des Bestattungswesens unter besonderer Ber"ucksichtigung der aktuellen Situation in der DDR. MD thesis, Institut f"ur gerichtliche Medizin und Kriminalistik der Martin-Luther-Universit"at, Halle-Wittenberg, год не указан, ок. 1980. Находится в библиотеке АКМ.
Почему же в то десятилетие восточноберлинские чиновники и СЕПГ были не очень решительно настроены на трансформацию смерти? Возможно, их отвлекали более фундаментальные задачи первых лет существования ГДР – задачи выживания государства и его жителей, – и это делало его активистов менее воинствующими сторонниками социалистического способа смерти. Но интересно также, могла ли их сдержанность возникнуть, пусть даже невольно, в результате недавнего опыта массовой смерти, многочисленные признаки которой, как мы вскоре увидим, оставались у всех на виду – в виде заброшенных могил и все еще не захороненных останков. Кроме того, в 1950-х гг. берлинцы по-прежнему мечтали о возвращении «пропавших» родственников, а еще больше было таких, кто оплакивал тех своих близких, о ком стало известно, что они не вернутся никогда. Возможно, поэтому попытки трансформировать отношение к смерти в Восточной Германии были крайне осторожными; чиновники как будто опасались слишком сильно давить на чувства населения, все еще страдающего от понесенных утрат.
В 1949 г. разложившиеся останки и белеющие кости десятков тысяч погибших в войну все еще лежали или не погребенными, или в наспех вырытых могилах – в лесах и полях, возле госпиталей, в парках и садах по всему Восточному Берлину и в его окрестностях. Попытки найти разбросанные здесь и там военные могилы и экстренные кладбища, чтобы перезахоронить «ненормально» похороненных жертв войны, были в основном случайными и не доводились до конца, даже спустя годы после войны. Это было обусловлено несколькими факторами. Пожалуй, главным фактором выступали логистические проблемы, естественным образом возникающие при любой попытке найти, выкопать, опознать и перезахоронить содержимое рассеянных по городу могил. А кроме того, память о погибших в войну немцах нелегко встраивались в реальность поствоенного, постфашистского Восточного Берлина, где прославлялись Красная армия, герои-антифашисты и наступление социализма 621 . Хотя военнопленные были быстро реинтегрированы в общество как «пионеры новой Германии» и выступали коммунистического государства в деле демократизации 622 , современные документы обнаруживают устойчивую тенденцию конца 1940-х – 1950-х гг. рассматривать погибших на войне немецких солдат как представителей «фашистской армии» 623 . К тому же погибшие в войну были также отцами и сыновьями немцев – не только на востоке, но и на западе. Члены СЕПГ в правительстве отдавали себе в этом отчет не хуже других. Жители как Восточной, так и Западной Германии часто интересовались, обычно через своих пасторов, что происходит с военными могилами в ГДР. В сущности, даже после формального разделения мертвые продолжали связывать две Германии и два Берлина. Поэтому решение вопроса о военных могилах в ГДР составляло не просто логистическую и идеологическую задачу; за этим вопросом следовали вопросы легитимности и суверенитета зарождающегося государства, одной из главных забот которого в первые годы его существования стало максимальное дистанцирование от запада.
621
Идеологические противоречия, возникавшие в дискуссиях об умерших в войну немцах в новой, коммунистической Восточной Германии, обсуждаются в: Behrenbeck S. Between Pain and Silence: Remembering the Victims of Violence in Germany after 1949 // Life after Death / Eds. R. Bessel, D. Schumann; Domansky E. A Lost War; L"udtke A. Histories of Mourning.
622
См.: Biess F. Homecomings (особ. гл. 5).
623
BA DO 4/2162. Rat des Bezirkes Neubrandenburg, Abteilung f"ur Innere Angelegenheiten – Regierung der DDR, MdI, Kultfragen. 12 дек. 1956 г.
Проблему суверенитета осложняла роль церквей в обустройстве военных могил. Народный союз, освобожденный нацистским режимом от ухода за немецкими военными захоронениями вскоре после начала Второй мировой войны, был запрещен Союзническим контрольным советом (СКС) в октябре 1945 г. 624 В начале 1948 г. советская военная администрация в Германии (СВАГ) разрешила церквям ухаживать за могилами в своем секторе 625 . СВАГ настаивала: «любого проявления милитаризма необходимо избегать», вплоть до запрета на использование выражения «военные захоронения» – более предпочтительной была формулировка «могила неизвестного» 626 . Впрочем, терминология представляла относительно небольшую проблему. Из двух христианских церквей протестантская была гораздо более влиятельной и в Восточном Берлине, и в ГДР в целом. После 1948 г. ею руководила пангерманская организация Евангелическая церковь Германии (ЕЦГ). Считалось, что как «пангерманская» она обладает потенциалом для подрыва ГДР в ее сражении за суверенитет и международное признание 627 . После разделения споры о военных могилах только усилились, так как интерес к ним проявляли такие влиятельные церковники, как антикоммунистически настроенный протестантский епископ Берлина Отто Дибелиус и, в меньшей степени, его римско-католический коллега кардинал граф фон Прейзинг (по крайней мере до смерти последнего в конце 1950 г.). При этом в только что созданной ГДР не хватало ресурсов для опознания и перезахоронения десятков тысяч умерших. Это означало, что государство вынуждено вступить в брак по расчету с организацией, стоявшей одной ногой в каждой из Германий, по вопросу, который многие считали объединяющим жителей Восточной и Западной Германии, и как раз в тот момент, когда ГДР была наиболее озабочена установлением своей независимости и обособленности от ФРГ.
624
См.: BA DO 1/8703. Entwurf an die Landesregierung Sachsen-Anhalt, MdI, betr.: Freigabe von Konten des Volksbundes deutsche Kriegsgr"aberf"ursorge. 29 авг. 1951 г.
625
См.: Gemeinsames Archiv Bund, Evangelische Kirche der Union, Evangelische Kirche in Berlin-Brandenburg (далее – GAB EKU-EKiBB) 103/61. S. 001 – 004. Dibelius und Preysing – MdI. Потсдам, 5 апр. 1950 г.
626
EZA 4/1129. Vermerk. 13 апр. 1948 г. ЕЦГ создала 1 июля 1949 г. специальное канцелярское ведомство, призванное стать «заменой комиссии по германским военным захоронениям Народного союза» в деле опознания военных могил и ухода за ними.
627
См.: Thomas M. The Evangelical Church in the German Democratic Republic // The Workers’ and Peasants’ State: Communism and Society in East Germany under Ulbricht, 1945 – 1971 / Eds. P. Major, J. Osmond. Manchester: Manchester University Press, 2002. P. 213.